Проскурин Геннадьевич - Дары ледяного неба

Так размышлял Роланд, но эти мысли проносились как бы в отдельном потоке сознания, они не мешали наблюдать за происходящим, принимать решения и отдавать приказы. Роланд понимал, что его одолело раздвоение личности, но он не собирался ему препятствовать. Потому что сейчас по-настоящему важно только одно – спасти как можно больше людей.

– Кто убежит без приказа – найду и убью страшной смертью! – кричал Роланд перед строем испуганных рыцарей. – Даже если вулкан убьет меня раньше, мой дух вернется и свершит суд, и он не будет слушать ваших жалких оправданий! Каждого труса лично лишу жизни, вот этим мечом!

Роланд сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, и этой паузой воспользовался юный Джордан.

– Мы все поняли, король, – сказал он. – Позволь, мы приступим.

– Приступайте, – сказал Роланд. – Прежде всего, спасайте матерей, а мясо, пленку и все прочее мы потом как-нибудь добудем, если будет на то воля Джа. Только Джейн не трогайте, я ей лично займусь.

Закончив инструктаж, Роланд вошел в пещеру и направился к той комнате, в которой оставил Джейн восемью минутами назад.

– Джейн! – позвал Роланд.

Он не ожидал, что она отзовется, но она отозвалась, и ее голос звучал как обычно.

– Я здесь, Роланд, – сказала она. – Я все сделала.

Роланд осторожно заглянул за угол и застыл на пороге комнаты. Джейн стояла перед ним, опустошенный сперматофор плавал под потолком, а вода в комнате была напитана характерным запахом, дурманящим мозг любого взрослого мужчины. Роланд поспешно отступил за порог и трижды глубоко вдохнул чистую воду, очищая сознание от наваждений.

– Пойдем, Джейн, – позвал Роланд. – Пора выбираться отсюда.

Они вышли из пещеры, Роланд отплыл немного от входа, глянул вниз и обомлел. Яркая точка огня, принесенного небесным червем, перестала быть точкой, ее вообще не было видно, потому что над пустошью поднялось огромное мутное облако, поднятое зажегшимся на земле огнем. Изнутри это облако подсвечивалось ядовито-красным светом, он пульсировал и переливался, отражая пульсации вихрей и течений. Все земли вокруг, насколько хватало зрения, тоже были подернуты туманной дымкой, и, приглядевшись, можно было заметить мрачную багровую пульсацию, исходящую от земли, теперь ее видели не только акулы, но и люди. В мутной воде угадывалось какое-то шевеление, но Роланд не смог различить, что именно он там видит. Да и начихать, в общем-то.

– Прости, – сказала Джейн. – Я не думала, что все так страшно.

– Росинант! – крикнул Роланд. – Быстро ко мне, червячий потрох!

Роланд не рассчитывал, что акул отзовется – вода была переполнена криками и гвалтом. Кто-то кого-то звал, кто-то что-то у кого-то требовал, кто-то просто ругался, кто-то отчаянно вопил, парализованный ужасом… Однако прошли считанные секунды, и затем Роланд различил в этой какофонии голос Зорьки:

– Росинант, любимый, тебя Роланд зовет! Плыви скорее к главному входу!

– Ты как, Джейн? – спросил Роланд. – Двигаться еще можешь, сознание не плывет?

– Со мной все нормально, – ответила Джейн. – Вообще ничего необычного не чувствую. Я все правильно сделала, как старшие подруги учили, точь-в-точь… И наслаждение было, только оно было какое-то неяркое, я думала, намного сильнее должно быть…

– Все нормально, – сказал Роланд. – Не волнуйся. В случае опасности тело женщины откладывает превращение в мать, это нормально.

– А ты откуда знаешь? – подозрительно спросила Джейн.

– Дейкстра говорил, – сказал Роланд. – Не волнуйся, я знаю, о чем говорю.

На самом деле, Роланд не был уверен в своих словах, он всего лишь смутно припоминал, что Дейкстра как-то говорил что-то подобное. Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения.

Над головой возникла вытянутая тень Росинанта с растопыренными плавниками, он тормозил, готовясь сесть на скалу. На его спине угадывались силуэты двух не то трех матерей, привязанных веревками к седлам. Со своего места Роланд не видел, что это за женщины и на какой стадии материнства они находятся, кто из них еще вынашивает яйца, а кто уже насиживает кладку.

– Подплывай сюда! – крикнул Роланд. – Не бойся актиний, они сами боятся!

Действительно, сторожевые актинии испуганно съежились, подобрали под себя все свои ядовитые щупальца и прикидывались плоскими камнями, неведомым образом прилипшими к скале рядом с входом в пещеру. Им осталось жить считанные восьмерки минут, они догадывались об этом и оттого нервничали.

Росинант остановился прямо напротив входа в пещеру, очень точно, ему даже не пришлось подруливать плавниками. Роланд сказал:

– Джейн, позволь, я перенесу тебя на спину акула.

– Не надо, Роланд, – ответила Джейн. – Я справлюсь сама. Займись лучше другими делами.

Изящно и грациозно она оттолкнулась от скалы, одним прыжком переместилась на спину акула, заняла место в седле и стала привязываться веревками. Роланд понял, что его помощь действительно не нужна.

– Давай, Росинант, – сказал Роланд. – Когда она привяжется, сразу уплывай, больше никого не жди.

– Как это не жди? – запротестовала Джейн. – Росинант может взять еще одну мать, на спине места хватит. Вон, кстати, ребята кого-то тащат.

Роланд решил, что проще будет согласиться с Джейн, чем тратить время на бесплодные препирательства.

– Хорошо, – сказал он. – Росинант, бери еще одну мать и сразу отплывай. И помни, за Джейн ты отвечаешь головой. Если с ней что случится – хвост вырву.

Земля дрожала, вибрировала, и каждая ее судорога отражалась в воде жутким и мертвенным багровым отсветом. То и дело по земле пробегали особенно сильные судороги, то тут, то там под руками разверзались глубокие трещины, а потом они внезапно закрывались, и горе тому, кто не успел вовремя подпрыгнуть и поджать руки. Время от времени воду оглашал отчаянный крик очередного заживо погребаемого несчастного, тогда Сантьяга вздрагивал, а его сердце сбивалось с ритма. Ему было тяжело слушать эти крики – здравый смысл ясно говорил, что этим людям ничем не поможешь, все возможное уже сделано, теперь каждый спасает сам себя, а все остальное в руках Джа, но как же трудно придерживаться здравого смысла, когда люди гибнут один за другим…

Воду заволокло густой, почти непрозрачной мутью, мир лишился всех ориентиров, кроме одного – страшных волн, расходящихся по земле из того места, где вот-вот проклюнется новое вулканическое жерло. Волны приходили сзади и уносились вперед, и когда приходила очередная волна, Сантьяга понимал, что по-прежнему идет в правильном направлении. А когда она уходила, душу снова одолевали сомнения.

Придонные течения утратили привычный узор и превратились в хаос. Очень хотелось оторваться от земли и поплыть, но Сантьяга боялся, что в этом хаосе он потеряет ориентировку быстрее, чем проплывет существенное расстояние. Но как же тяжело брести в никуда в этой мутной пелене, когда обезумевшие течения бросают тебя из стороны в сторону, а под рукой в любой момент может разверзнуться яма. А особенно тяжело оттого, что ты не понимаешь, где находишься, как много прошел, и как много еще осталось пройти, а на задворках сознания томится предательская мысль: а что, если все бессмысленно? Что, если волны, испускаемые зреющим вулканом, распространяются вовсе не прямолинейно? Что, если ты ходишь по кругу, и точно так же ходит по кругу весь твой народ, бессмысленно растрачивая последние силы? Сантьяга гнал эту мысль, он безостановочно твердил себе, что идет к спасению, он верил в это, потому что если не верить в спасение, зачем тогда жить?