Проскурин Геннадьевич - Дары ледяного неба

– Ее невылупившиеся младенцы еще не пищали? – продолжал спрашивать Роланд. – Ты не видела полос расщепления на оболочке ее яиц? Фиона, замолчи!

– Не кричи на нее, – сказала Джейн. – Ты ее обижаешь, а вместе с ней и меня, как женщину и мать.

– Извини, – сказал Роланд. – Но ее писк мешает сосредоточиться. Вспомни, Джейн, это важно. Если возраст ее яиц близок к возрасту яиц Яны или Кристины, я отберу у кого-нибудь из них одно яйцо, вручу его Фионе, и она успокоится.

Джейн подумала, что ослышалась.

– Что-что? – переспросила она. – Ты хочешь отобрать яйцо у одной матери и отдать другой? Ты действительно собираешься это сделать?

– Да, – ответил Роланд. – А что в этом такого? Тебя смущает, что это идет вразрез с обычаями?

– Ты так говоришь, будто тебя самого это не смущает! – возмутилась Джейн. – Это не просто обычай, это завет, установленный самим Джа! Он лично сказал Фейт, Хоуп и Кортни… Ты что, забыл это предание? У тебя в голове помутилось?

Это было настолько неестественно, что даже забавно – она, женщина-мать, которой положено быть глупой, вразумляет рыцаря-героя, который всего лишь ударился головой. Или вообще не ударился, а только перепугался. Роланд всегда любил шутить по поводу своей трусости. Может, это были не шутки?

Роланд загадочно улыбнулся и ответил:

– Может, и помутилось. Только мне кажется, что, наоборот, прояснилось. Сама подумай, Джейн, когда Джа разъяснял первым женщинам порядок ухода за яйцами, разве он рассказывал, что надо делать, если вулкан разрушил твое жилище и из всего племени остались в живых только несколько счастливчсиков? Я думаю, что правила, которые разъяснял Джа, касаются только обычной повседневной жизни, и тогда они разумны и приемлемы. Нельзя отбирать, подкладывать или подменять яйца, каждое яйцо – неотъмелемый орган материнского тела, и не имеет значения, прячется ли яйцо внутри или уже существует отдельно. Я правильно цитирую?

– Правильно, – подтвердила Джейн.

– Ну так вот, – продолжал Роланд. – Когда мать сидит в пещере и высиживает будущих детей, все эти правила разумны и потому обязательны к исполнению. Если матери будут бесконтрольно обмениваться яйцами, как потом мудрец и первая леди определят, глядя на вылупившихся детей, кто чья мать и кто чей отец? А если неизвестно, кто чьи родители, как потом планировать, кому с кем спариваться? Все правила подчиняются разумной цели.

– Все, что говорил Джа, разумно, – согласилась Джейн. – На то он и Джа.

– Ты права, – согласился Роланд. – Обычно все так и есть, но сейчас особый случай. Я внимательно осмотрю яйцо, предназначенное Фионе, и запомню его приметы. Оно будет находиться в кладке Фионы, но только временно, а когда младенцу придет время вылупляться, я верну яйцо обратно, в кладку истинной матери.

– А какой в этом смысл? – спросила Джейн. – Когда Фиона лишится последнего яйца повторно, она умрет. А иначе она умрет сегодня. Зачем мучить ее, давая ей несбыточную надежду?

– Ну… – пробормотал Роланд, немного подумал и вдруг сказал: – Ладно, замнем для ясности. Не буду я спорить с тобой, этот писк вполне можно потерпеть час-другой. Ты уже достаточно размялась, Джейн? Тогда садись обратно в седло, мы поплывем вниз. Муть почти осела, а когда мы доберемся до развалин скалы, она осядет совсем.

Джейн посмотрела вниз, и ее сердце сковал ужас. Внезапно она поняла то, что ее антенна отказывалась видеть, а разум отказывался понимать.

– Скалы больше нет? – спросила она. – Эти обломки – все, что от нее осталось?

Какое-то неуловимое мгновение у нее брезжила надежда, что Роланд сейчас улыбнется и радостно восликнет:

– Нет, что ты, Джейн! Как ты могла такое подумать? Конечно, наши дела плохи, но не до такой же степени!

Однако Роланд не улыбнулся, он смотрел на Джейн печально и горестно.

– Ты права, Джейн, – сказал он. – Скалы больше нет, пещер больше нет, и я боюсь, что мы с тобой – последние люди в племени.

– Последние люди во вселенной, – повторила Джейн.

– Нет, не во вселенной, – поправил ее Роланд. – В племени. Я полагаю, океан достаточно велик, чтобы вместить себя другие вулканы и другие племена. Сейчас мы спустимся к скале и осмотрим, что от нее осталось. Насколько я вижу отсюда, она непригодна для обитания, но это надо проверить. Если я не ошибаюсь, нам придется искать другой вулкан.

– Ты действительно в это веришь? – удивилась Джейн. – Это же детская сказка, в ней акулы разумно разговаривают.

Зорька глумливо фыркнула и сказала:

– Тогда мы с тобой тоже живем в детской сказке.

– Зорька умно говорит, – сказал Росинант.

А Роланд помолчал немного и сказал:

– Если не верить в детские сказки, то я не знаю, во что нам еще верить, когда заветы Джа утратили смысл.

– Заветы Джа не утратили смысл! – возмутилась Джейн.

– Как скажешь, – ответил Роланд. – Ладно, садись на Зорьку, поплывем вниз, а то холодать стало.

Зорька вдруг фыркнула еще раз и сказала:

– Роланд, я, кажется, поняла, зачем ты хочешь продлить жизнь Фионы.

– Держи свое понимание при себе, – посоветовал ей Роланд.

Зорька фыркнула в третий раз и больше ничего не говорила до самой земли.

Они достигли земли в час прилива. Это было странно, Роланду казалось, что от момента катастрофы прошло гораздо меньше времени. Роланд знал, что когда происходят невероятные события, ход времени меняется, это явление много раз упоминалось в преданиях, но во всех известных Роланду преданиях время только растягивалось, но никогда не сокращалось. Впрочем, все когда-то происходит впервые.

Рыцарская скала была разрушена до основания. Осматривая ее сверху, Роланд был готов увидеть нечто подобное, но не в таких масштабах. Он полагал, что хотя бы некоторые пещеры сохранили обитаемый вид, что хотя бы некоторые кладовые доступны, а обломки скалы смогут обеспечить приют одному мужчине и трем женщинам хотя бы на недолгое время. Но он был неправ.

То, что раньше было скалой, теперь представляло собой груду обломков, и большинство из них были невелики. Чудовищная волна не просто сломала и уронила скалу, но растерла ее буквально в порошок, ведь глыбы в два-три человеческих размаха рук – это порошок, если рассуждать в масштабах скалы. Роланд обратил внимание, что камни, составлявшие плоть скалы, тверды только в тех местах, которые раньше были наружным краем скалы, а ее внутренности по большей части были составлены из мягкого пористого камня с многочисленными пустотами внутри. На изломах камня отражался необычный узор, смутно напоминавший что-то уже виденное, Роланд долго не мог вспомнить, что именно, но в конце концов вспомнил. На травоедских землях, в тех местах, которые травоеды почему-то сочли непригодными для садов и посевов, иногда встречаются небольшие каменные горки, усеянные сверху маленькими растеньицами, которые травоеды называют кораллами. Камни, из которых составлены эти горки, покрыты точно таким же узором. Может, в незапамятные времена рыцарская скала была коралловой горкой, а потом неимоверно выросла и стала тем, чем стала? Нет, это невозможно, она бы не успела так вырасти за тот короткий промежуток времени, что прошел между сотворением мира и сотворением Джона и Дейзи. Жаль, что Дейкстра умер, будь он здесь, он бы наверняка сказал что-нибудь мудрое по этому поводу. Но сейчас он не мудрец, а бесчувстенное тело, неспешно плывущее в страну мертвых, в которой он уже побывал при жизни. Или, возможно, его бесчувственное тело погребено под обломками скалы. Но последнее вряд ли – насколько Роланд представлял картину катастрофы, Дейкстру должно было швырнуть волной не к скале, а в противоположную сторону.