Роман Злотников - Последняя крепость. Том 2

Такого чувства опустошительного стыда королева не знала еще никогда. Что она натворила! Желая помочь рыцарям Порога, она сделала еще хуже. Почему она не могла предусмотреть того, что случилось? Почему только теперь ей стала ясна вся поспешная глупость ее поступка?

Ответ был очевиден. Долг королевы в том, чтобы оберегать своих подданных. Долг рыцарей Братства Порога в том, чтобы — оберегать всех людей. Невзирая на то, кому они служат, каким богам молятся и за какое королевство воюют. Лития рассуждала и принимала решения как королева. И не сумела вовремя сообразить, что с того момента, как в ход событий вмешались мастера и рекруты Училища, игра будет вестись по их правилам.

Через открытые ворота все текли и текли отряды ополченцев.

— Мы проиграли! — тонко воскликнул, почти взвизгнул генерал. — Мы уже проиграли! Это вы погубили Гаэлон, ваше величество! Вы и ваше проклятое Училище! Это…

Он замолчал внезапно, словно осознал: что и кому он говорит. Отошел подальше от королевы. Впрочем, скоро сэр Айман приободрился. Лития никак не отреагировала на дерзкие его слова. А вельможи и капитаны смотрели на генерала с явным одобрением. Никто не верил в то, что власть ее величества Литии Прекрасной над Гаэлоном продержится еще хотя бы несколько дней.

— Трубите отступление, — проговорила Лития, — пусть ополчение отходит обратно в город.

Сэр Айман искривил губы в усмешке. Вельможи зашептались между собой.

— Я признаю свою ошибку, генерал, — сказала королева. — Трубите отступление, пока не стало слишком поздно.

— Уже — слишком поздно, — ответил генерал. — Надо было сдать город Орленку, — добавил он, открыто глядя в лицо королеве. — Да, надо было отдать город. И… это еще можно сделать.

— Надо отдать город, — проговорил кто-то в группе вельмож, не показываясь из-за спин окружающих. — Простите, ваше величество, но если… если мы передадим вас… Ганасу Осагскому… возможно, он смилостивится над Дарбионом. Теперь только так можно спасти город.

— Что я говорил! — орал Приор. — Наша берет! Еще немного, и эти белоголовые будут уничтожены все до одного! Поднимайте все войска! Все войска! Обрушим на Дарбион сокрушительный удар! Они открыли ворота! Видите? Видите? Еще до того, как зайдет солнце, мы займем город! Даже если они успеют закрыть ворота, им ни за что не суметь укрепить их! Трубите общее наступление! И… коня мне! Я сам поведу воинов Марборна в этой битве! Сегодняшний день войдет в историю нашего великого королевства! Коня мне, коня!

Вокруг свистела и лязгала сталь; клинки звенели, ударяясь друг о друга, высекали снопы искр из доспехов; врезаясь в податливые человеческие тела, обагрялись горячей кровью… В дикой толчее и давке покрытые кровью с ног до головы воины не слишком-то разбирали, кто перед ними — свой или чужой. Рубили, кололи, резали и били — только чтобы оттолкнуть, отбросить от себя того, кто мог бы точно так же рубануть или ударить. В этой грохочущей сумасшедшей схватке уже не было ни защитников города, ни его захватчиков. Люди бились для того, чтобы выжить. И каждый был сам за себя.

Гором не уловил того момента, когда в спину ему вонзился меч. Он просто почувствовал удар, развернулся и своей палкой разбил лицо тому, кто нанес этот удар. Краем глаза увидел Ажа, обломком копья отбивавшегося от троих марборнийцев сразу, метнулся к нему, сбил с ног одного из наседавших на хромого рекрута воинов… И только тогда понял: с ним что-то не то. Дыхание клокотало в груди, вырывалось болью и брызгами крови изо рта. Гором закашлялся, и кровь хлынула изо рта фонтаном. Он поднял палку, чтобы отразить очередной удар, но рука слушалась плохо. Меч нападавшего перерубил палку пополам. Ратник ощерился, замахнулся снова… И упал. Аж точным ударом в челюсть свалил его.

— Вставай! — хрипло крикнул рекрут.

Гором вдруг осознал себя стоящим на коленях. Он попытался подняться на ноги. Это удалось ему с трудом. Голова вдруг стала очень тяжелой. Полторы Ноги кружился вокруг него, отбивая удары, защищая его и себя.

— Вставай! — снова крикнул Аж.

«Как же так? Я ведь стою…» — подумал Гором, но тотчас понял, что сидит на земле. Ноги не слушались его.

— Вставай! — долетел до его сознания призыв друга.

Неимоверным усилием Гором поднял голову. Он увидел, как Аж отшвырнул от себя одного ратника, второго… Третьего не успел. Третий с расстояния в несколько шагов нанес другу удар копьем. Длинный копейный наконечник вошел в бок рекрута. Тот пошатнулся, но сумел устоять. Схватил копье, вырвал его из своего тела и, не переворачивая, впечатал конец древка в подбородок ратника.

Потом острая боль рассекла Горома надвое. Последнее, что он увидел, падая с разрубленной шеей, как Аж бросается к нему… И в глаза старшего рекрута Горома втекла чернота.

Тоска, вспыхнувшая в сердце Ажа, оказалась такой непереносимой, что он едва удержался от того, чтобы не прыгнуть на воина, убившего Горома, и не вырвать ему кадык. В последний момент рекрут сдержал руку. Несильный удар ребром ладони по шее — этого было достаточно, чтобы воин лишился чувств.

Аж вразумил еще двоих, первых, которые попались ему под руку. Затем его зажали в кольцо четверо воинов. У одного из них он успел вырвать щит. Этим щитом рекрут оборонялся и наносил удары. Он оглушил двоих, но на их место встали еще трое. Рана в боку резала болью, и от этой боли сбивалось дыхание. Уклоняясь от выпада, он получил мечом плашмя по голове. Кровь, хлынувшая из рассеченного лба, тут же залила глаза.

Силы покидали Ажа. И в душе его стал подниматься страх. Это не был банальный страх смерти. Это было нечто другое… Рекрут вдруг ясно ощутил: он один, один в кругу врагов, которых становится все больше. И как бы быстро он ни двигался, как бы точно ни бил — ему не вырваться из гибельного этого кольца. Страх приказывал ему сменить тактику. Бить по-другому, наверняка, насмерть, защищать себя, свою жизнь… Чувство это не подчинялось разуму, оно было темным, звериным, яростным, рвавшимся откуда-то из глубин его подсознания. Оно пожирало разум.

Аж закричал — чтобы хоть как-то вернуть себе себя. Он всадил край щита в солнечное сплетение тому, кто был ближе к нему. Резко развернувшись, сбил с ног еще кого-то, с таким прицелом, чтобы тот упал под ноги своих товарищей. Отточенный клинок полоснул по бедру его здоровой ноги. Аж чуть не упал, закрылся щитом, по которому прогрохотало сразу несколько мощных ударов…

А потом его вздернули на ноги. Кто-то, забрызганный кровью, с двумя длинными резаными ранами на груди, встал рядом с ним. Аж с трудом узнал в этом человеке, сжимавшем в руке деревянные ножны, старшего рекрута Якоба.

— Присматривай… за моей спиной… — задыхаясь, прохрипел Якоб и прыгнул в сторону, чтобы утихомирить ударом ножен по голове гаэлонского ополченца, явно обезумевшего от ужасов кровавой круговерти — кидавшегося с топором то на своих, то на марборнийцев.