Роман Злотников - Последняя крепость. Том 1

Сказав это, поэт и вправду заплакал. Но не кровавыми слезами, а вполне обыкновенными: обильными и пьяными.

Жрец ничего не ответил. Он замолчал, погрузившись в себя. А Парселис по прозвищу Сверчок, глотнув еще из кувшина, пришел вдруг в крайнее возбуждение. Он сполз со своего кресла, подхватил с пола обглоданную стариком кость и, размахивая ей, как мечом, громогласно изъявил желание прямо сейчас отправиться в горы, чтобы лично разнести по камешкам свирепое княжество. Желания своего Парселис осуществить не смог, потому что не сумел найти дверь. Тогда он развернул полномасштабные военные действия против опустевших кувшинов и одержал полную и безоговорочную победу. Правда, когда на забрызганном вином столе остались одни черепки, поэт начал догадываться, что несколько ошибся с выбором врага. С криком:

— Эй, ты, как там тебя… тащи еще вина! — он рванулся к ближайшей стене и, врезавшись в нее на полном ходу, рухнул на пол.

Трижды повторял стихотворец попытки пробиться к храпевшему в коридоре слуге, набил себе на лбу гигантскую фиолетовую гулю — и внезапно замер посреди комнаты, озираясь.

— Ага! — взвизгнул поэт, видимо определив-таки местоположение двери. Кинулся на нее, как хищник на добычу, промахнулся, шлепнулся о стену, отполз и вновь кинулся в атаку. Однако и на этот раз коварная дверь ускользнула от Сверчка. — Да что же это такое?! — плаксиво осведомился Парселис у потолочного светильника. — Я же выпить хочу!

Подковыляв к столу, он поднял один из черепков, в котором плескалась еще жалкая капля вина, но выпить не смог — уронил черепушку.

— Эй, ты! — запищал Парселис. — Как тебя?!.. Принеси мне вина! Эй! Я же слышу, как ты храпишь, гадина ленивая! Или хотя бы дверь принеси, чтобы я выйти смог… и рожу тебе начистить!

Громоподобный храп из коридора красноречиво свидетельствовал о том, что призывы поэта так и останутся без ответа. Тогда, осознав весь ужас происходящего, Сверчок рухнул в кресло и зарыдал.

Старик-жрец, о существовании которого поэт давно и накрепко забыл, пошевелился на полу. Усталое лицо Гарка было бледно и покрыто мелкими каплями пота.

— Значит, они решили уничтожить Крафию, — пробормотал он. — Конечно, руками несчастного княжества… Великие боги, когда я шел сюда, я даже и не думал, что это может случиться. И случиться так скоро… Спасти, спасти… Спасти, что еще можно спасти… — Он стиснул дрожащие руки и добавил уже едва слышно: — А иначе все будет кончено… Навсегда…

Парселис по прозвищу Сверчок затих, услышав странное бормотание старика.

— К-кто здесь? — позвал поэт. — К-кто это сюда… прокрался?

— Скажи мне, капитан… — Голос бродяги-жреца звучал теперь строго и даже повелительно. — Далеко ли отсюда ближайший город?

— Ты кто? — поразился Сверчок.

Жрец поднялся на ноги, шагнул к Парселису и отвесил ему оплеуху.

— Ай! — изумленно сказал Сверчок, вперившись мутными глазами в старика. — Ваша светлость… достославный герцог Циан, это вы?.. Здесь?..

— Отвечай!

— Да… как… куда… — закудахтал Парселис, но, получив еще одну оплеуху, вдруг заговорил четко и быстро: — До Сириса день езды, если кони хорошие.

— Долго… — прошептал жрец. И снова возвысил голос: — Есть ли в этом городе ученые мужи или великие маги?

— Маги есть, но великие… В Талане прорва сильных магов, ваша светлость, неужто вы не знаете? А в Сирисе… А в Сирисе живет Варкус, один из самых известных историков Крафии. Но зачем вашей светлости…

Старик не дал Сверчку договорить. Он сунул ему в руки свою кружку с вином, которую едва пригубил.

— Пей одним махом! — велел жрец.

— Ваша светлость!.. — умильно искривился Парселис. — Да за такое… Да вы ж… солнце вы мое лучезарное…

— Пей!

В один прием поэт выхлебал содержимое кружки и обмяк в кресле.

Странствующий жрец прошел в угол комнаты, к сваленной там куче тряпья. Откопал пару сандалий, надел их на свои стертые в кровь ноги, затянул ремешки. После этого он выглянул в коридор, разбудил слугу и сообщил ему, что господин капитан требует еще вина. Дождавшись возвращения слуги, старик поставил кувшин на стол — прямо перед Парселисом, а сам, хромая и сутулясь, вышел во двор. Сел под стеной и закутался в свою хламиду. Смена караула, проходя мимо него, слышала, как жрец невнятно бормотал себе под нос:

— А может быть, это все и на самом деле слухи? Может быть, я напрасно беспокоюсь?.. Но даже если то, чего я боюсь, правда… Что тогда делать? Что я могу сделать — один в чужой стране?..

Но ратники на бормотание полоумного старика внимания не обратили.

На рассвете стража открыла ворота крепости — крестьяне из близлежащей деревушки ввозили телегу гнилого прошлогоднего картофеля. Старик попытался было покинуть крепость, но один из стражников придержал его за плечо.

— Куда собрался? — осклабился он в лицо жрецу. — Господин капитан велел тебя пустить, так господин капитан теперь пущай приказ дает обратно выпускать. Здесь тебе не постоялый двор, а пограничная застава.

— Долго придется ждать, пока господин капитан очухается… — пробурчал старик.

— Чего-о? — разинул рот стражник, угрожающе надвигаясь на жреца.

Но тут со сторожевой башни донесся тревожный свист. Стражники задрали головы.

— Двое всадников, — проорал ратник на башне, — знамена… Не разобрать пока… Но уж шибко скачут — как бы не случилось чего… Слухи-то вон эва какие ходят…

Никто из воинов крепости не заметил, как при этих словах побледнело лицо старика.

— Разобрал знамена! — крикнули с башни. — С южной заставы парни скачут. Что ж такое стряслось-то?

К тому времени, когда всадники осадили коней у стен крепости, в воротах сгрудилась добрая половина гарнизона.

— Люди князя Рагатристеля… — первое, что сказал один из прибывших — воин в испачканном копотью кожаном панцире. Кисть правой руки его, подвешенной на грязном лоскуте к шее, была черна и скрючена, — этой ночью… — голос его оказался тускл и ровен, — в полночь… — И он замолчал, точно в горло ему вбили кляп.

Второй воин не спешивался. Он тяжело дышал, будто добирался до крепости не верхом, а пешком. Глаза его блуждали по сторонам, но словно не видели ничего вокруг.

Ратник с изувеченной рукой прокашлялся и продолжил:

— Только знамена и спасли, — сказал он. — Шестеро нас… осталось.

Кто-то из крепости капитана Парселиса охнул:

— Да у вас же гарнизон в две сотни мечей был! Сколько же воинов привел Рагатристель к заставе?

Ратник, оставшийся в седле, встретившись глазами с Гарком, вдруг расплылся в бессмысленной, полубезумной улыбке.

— Три десятка, — бесцветно продолжал воин погибшей заставы. — Потому мы их так близко и подпустили к стенам… Надо подмоги просить, парни. Завтра-послезавтра горцы здесь будут…