Сергей Слюсаренко - Красный сигнал

— Есть, командир, — отрапортовал Толик.

— Огонь! — скомандовал Юрка, и мина полетела прямо на тяжелый авианосец, рассекающий барашки волн далеко внизу.

— Ба-а-ах! — озвучил Толик бомбу.

— Пусть теперь кормят акул, империалисты чертовы, — пренебрежительно сообщил Юрка и запел:

Он явно не знал слов, но пел очень душевно.

— Возвращаемся на базу, шеф! — сообщил мне второй пилот.

Усталая винтокрылая машина летела на базу, выполнив опасную миссию по спасению мира.

— Будем садиться в Шереметьево, там полоса знакомая, — очень важно произнес Юрка.

Мы уже собирались выключить двигатели, все-таки гудеть так долго и громко устаешь, но тут…

— Борт тысяча триста сорок шесть, выходите на позицию, — из разбитого динамика под потолком кабины раздался усталый голос, прямо как в кино про войну. — Высота захода пятьдесят, бросайте и немедленно уходите, повторяю, немедленно, там рентген немерено.

Вокруг вертолета, все так же мирно стоящего посреди свалки, сгустилось пространство, и мы поняли, что летим, по крайней мере увидели, что летим. Впереди прямо по курсу у нас был разрушенный реактор, из которого поднимался легкий дымок.

— Хорошо заходите. Осторожно, за трос крана не зацепитесь! Прямо, прямо. — Голос из динамика не прерывался. А вертолет летел, выполняя все его команды. Мы зависли над реактором.

— Немедленно сброс! — заорал динамик. — Молодцы, точно черту в пасть. Уходите!

Вертолет заложил настоящий и не придуманный нами вираж. Мы уже уходили от реактора, но тут другой вертолет, который летел нам на смену, подошел вплотную к реактору и, зацепившись винтом за тот самый трос, о котором нас предупреждали, рухнул на землю. Крик отчаяния раздался из динамика.

Мы сидели в старом, полуразобранном, полуразломанном вертолете и молчали.

— Что это было? — спросил я скорее сам себя.

— Зона — она все помнит, — ответил Толик. — Я видел фильм, вот так на вертолетах пожар в реакторе тушили. Пилоты прямо под излучение летели, смертельное. И погибали.

— Заночуем, наверное, здесь, да? — предложил Юрка.

Никто не возражал. После того, что произошло, уже никуда идти не хотелось. Мы вернулись к вещам и к остальным. Оказывается, зомби уже давно расположились на привал, разбрелись по кабинам машин и сидели там парами. А кровососы тихо бубнили между собой о чем-то своем. Даже Бруно улегся на травке между двумя пожарными машинами и, перевернувшись на спину, от нечего делать болтал в воздухе лапами. У всех было совершенно не походное настроение.

Лагерь разбивать не стали, мы и не сомневались, что заночуем внутри вертолета, надо было только туда положить спальники, чтобы не спать на голом металле.

Летняя ночь была спокойной и красивой. Костер выстреливал вверх искорки, которые уносились в небо, где сливались со звездами. Все уже спали, только мы с Толиком сидели под сверкающим небосводом. Юрка задрых в вертолете, как только дополз до спального места.

— А вот интересно, вот мы в Зоне сидим, а ведь никто потом не поверит, — грустно сказал Бэрик, вороша костер. — А я, наверное, все-таки хотел бы летчиком стать.

— А почему?

— Ну, раньше, ты даже в учебниках посмотри, все дети мечтали стать космонавтами. Сейчас космонавтов не бывает, одни автоматы раз в год летают. Но вдруг опять в космос решат полететь? Тогда летчики понадобятся.

— Так ты в космонавты хочешь пойти? — Что-то помешало мне засмеяться над его словами.

— Я хочу в чужих мирах побывать.

— Я тоже. Только это не так просто, — согласился я.

— Да, всюду теперь только катастрофы случаются, люди только ими и занимаются. А ведь раньше летали, ты же знаешь историю лучше меня, на пятерку. — Толик разволновался. Я знал, он никогда на такие темы не говорил. Ни со мной, ни с кем-то другим.

— Ну да, Зона эта когда-то давно, потом Япония… Я как прочитал про то, как кони в Сибирь табунами убегали, как представил, так страшно стало.

— Ну, зато теперь самые лучшие машины в мире — российские! — Толик хмыкнул. — «Тойота», «Нисан», «Мицубиси-Победа». Весь мир снабжаем. Не то что эти монстры. Странные машины раньше делали. Хоть и грузовики, но какие-то очень некрасивые.

— Да то когда было! Тогда же система была… э-э-э… — Я забыл слово. — Вот! Тоталитарная.

— А мои родители вспоминают те времена только хорошими словами. Они как раз учились в институте, должны были инженерами стать. Вернее, стали, а работы уже не нашлось. Ты думаешь, у меня родители дворники? — Толик заговорил о самом сокровенном, что его мучило. — Они с дипломами, кстати, у них специальность была очень редкая, мне отец говорил, она ДУП называлась.

— Дуб?

— Сам ты дуб! А это «Дистанционное управление полетами». Они учились в Харьковском государственном политехническом институте. — Толик с трудом выговорил название.

— А что это за управление?

— Это конструкторов космических кораблей готовили, — постучал меня пальцем по голове Толик.

— Так вот почему ты в космос хочешь! — догадался я.

— Да, мне предки, когда трезвые, много рассказывали. Представляешь, мы чуть на Марс не полетели, а потом все программы стали закрывать. — У Толика горели глаза, он выглядел так, словно у него выросли крылья. — А «Буран», а боевая станция «Алмаз»!

— Про «Буран» я знаю, а вот «Алмаз»… — я задумался, пытаясь вспомнить, — нет, ничего.

— Конечно, ничего, это была сверхсекретная разработка, — совсем по-взрослому сообщил Толик.

— Я тоже хочу в космос, — сказал я, — но я там никогда не буду.

— Ну, не надо так говорить. — Толик захотел меня поддержать. — А вдруг все поменяется? И опять страна станет такой же великой, как раньше.

— Моя мама, когда такое слышит, говорит, что это все совковые бредни, — тихо ответил я.

— Разве мечтать о том, чтобы жить в сильной и хорошей стране, это бредни, это плохо?

Мы замолчали. Потрескивали, догорая, уголья, чай в котелке почти кончился, а спать не хотелось.

— А вот у Юрки родители тоже… ну, пьют. Но они совсем другие, — почему-то вспомнил я. — Безрадостные какие-то.

— Мои не такие. Они веселые!

И тут словно легкое шевеление пробежало по рядам машин. Мы замолчали и замерли. В темноте начали разгораться автомобильные фары. Как свет в кинотеатре, плавно — от слабого тусклого огонька до ярких прожекторных лучей. Все кладбище ожило. Расцветилось белыми фарами, желтыми подфарниками, красными стоп-сигналами. На пожарных машинах замелькали синие огни спецсигналов. От вертолетов прямо в небо устремились столбы белого света. Техника, затаившись, смотрела на нас и на мир своими сияющими глазами.

Вдруг одна из дальних машин крякнула клаксоном, жалобно и негромко. Ей вторила другая, третья. Каждая звучала на своей ноте. Я когда-то ходил в театр на балет, так вот там перед началом спектакля в оркестровой яме музыканты настраивали и проверяли свои инструменты. Сейчас машины на кладбище техники, как будто бы делали то же самое. К высоким звукам клаксонов добавился бас моторов. Как могли заработать двигатели у этой рухляди, непонятно, но загудел один мотор, потом другой, третий.