Антон Орлов - Убийца наваждений

Дернул за леску. Ощетиненный обглоданными костями, посверкивая красной фольгой всех шести глаз, «морок» в налипших растрепанных перьях и пятнышках засохшей крови зловеще закачался на пружинящих ножках.

– Здесь наваждение! – выпалил Клетчаб. – Меня послали вас предупредить! Идите к выходу, не делая резких движений, специалисты к нам уже едут!

Деда с перепугу угораздило споткнуться на ровном месте и упасть. Впрочем, помешать он всяко не сможет.

Жадно оглядывая двери – которая из них нужная? – грабитель шагнул вперед, а леска, мерзопакость этакая, зацепилась за стул, и кукла, несмотря на утяжелители в чулочках, опрокинулась на бок. Словно черная подушка в перьях валяется посреди гостиной, измазанная и утыканная всякой дрянью.

– Жулик! – Старикан, полусидя на полу, рассмеялся негромким кашляющим смехом. – Какое там наваждение, это ж одно шаромыжничество…

Похолодевший Клетчаб оглянулся. Этот хрыч мало того, что раскусил фальшивку, так еще неловко совал руку в карман пижамы. Что у него там – ножик? А вдруг пистолет?..

Схватив со стола литую чугунную статуэтку в виде моряка за штурвалом, он с размаху врезал деду по лысому черепу, обтянутому сухой желтоватой кожей в чешуйках перхоти. Хрустнуло. Для верности еще раз ударил, хотя кость и так уже проломилась, из раны выступила кровь. Старик распластался на ковре, закатив помутневшие глаза.

Охваченный истерическим возбуждением, Луджереф обшарил карманы пижамы. Фу ты, никакого пистолета – он, оказывается, хотел достать флакон с таблетками! Надо же было из-за ерунды так перенервничать, а все старый сучок виноват.

Отпечатков ни на чугунной финтифлюшке, ни где-то еще не осталось, не тупак же, перчатки надел, но теперь тем более надо поспешить, а то как пришьют ему убийство – и тогда дела станут совсем веселые.

Дамская спальня находилась за левой дверью. Драгоценности лежали в шкатулке, одетой в кокетливый кружевной чехольчик. Вот оно, колечко с изумрудом… Содержимое шкатулки Луджереф пересыпал в чулок, нарочно для того прихваченный, и, завязав его, спрятал во внутренний карман.

В ящике комода, в коробке из-под конфет, нашлась довольно толстая пачка купюр разного достоинства. Неплохая пожива.

Смахнув на пол расставленные там и сям фотокарточки с детскими рожицами, он обнаружил за ними длинный футляр с какой-то дарственной надписью тиснением, внутри лежала золотая ложка с эмалевым узором на черенке. Ее тоже сунул за пазуху – сразу видно, дорогая вещица.

Все это заняло немного времени. Пора уходить, пока сюда кто-нибудь не набежал. Топча разлетевшиеся по полу фотографии, он пересек спальню, в гостиной задержался, чтобы упаковать в сумку страшило – внутренний голос подсказывал, что нельзя его здесь бросать, надо вынести и уничтожить, хотя бы в канале утопить. Мимо мертвого старика прокрался к выходу. На лестничной площадке никого не было, зато снизу доносились людские голоса.

Спуститься туда как ни в чем не бывало? Еще и с сумкой? Э-э нет, господа хорошие, только не битый жизнью молокосос так поступит.

Ограбленная квартира находилась на последнем этаже, и Клетчаб по пыльной лесенке поднялся на чердак, вот где пригодилась отмычка. Потревожив трапанов, которые начали недовольно возиться и хлопать крыльями – людей они не боялись, но к визитерам не привыкли и потому забеспокоились, – он, запинаясь в полумраке и сдерживая чих, чтобы не спровоцировать еще большего переполоха среди летучих ящериц, добрался до дверцы, которая вывела в другой подъезд, и уже оттуда спустился вниз.

Как раз вовремя, чтобы увидеть, как из подъехавшей машины выбирается некто коренастый и хищный в движениях, с каким-то сплошным бельмом вместо лица, разрисованным красно-черными узорами.

Ага, вроде бы именно так должна выглядеть рабочая маска специалиста по морокам.

Столпившиеся возле того подъезда люди, кто в чем выскочил, глазели на убийцу наваждений, который стремительно прошагал мимо них и скрылся в дверях, а на Клетчаба не обратили внимания.

Ему удалось убраться незаметно, окрестные улочки, лестницы и мосты он изучил заранее. Картуз по дороге сдернул и зашвырнул в мусорный бак. Никакой погони. Пока там разберутся, что морока в подозрительной квартире не только нет, но и никогда не было… Наваждение ведь тоже способно сбежать, так что начнутся поиски. Причем искать будут здоровенного черного паука в перьях, с торчащими из спины костяными наростами – как он выглядит, известно со слов служанки, – а вовсе не полноватого мужчину зрелых лет, смахивающего на уроженца Маконы. Ежели шальная удача не отвернется, то и проломленную черепушку на морочана спишут… Ту статуэтку Клетчаб обтер и поставил на место, словно никто ее не трогал.

Он был уже далеко от места преступления, на малолюдной улочке вблизи дымящего, как трехглавый вулкан, завода, когда заметил, что к подошве пристала какая-то дрянь: то ли бумажная обертка, то ли отвалившаяся чужая подошва… Нет, грязная открытка. Или, скорее, фотография.

Когда поднял ее – двумя пальцами, чтобы не испачкаться, – в первый момент ему сделалось не по себе: со снимка смотрел убитый старикан. Только тут он выглядел чуть бодрее, чем когда появился на пороге своей комнаты, и снимали его где-то на природе, с дюнами и кустиками на заднем плане. Он держал в руках модель старинного парусника, по бокам от него стояли двое подростков – один мордатый, круглолицый крепыш, другой красавчик с раскосыми глазами, да еще перед ними расположились три девчонки помладше, с хвостиками и бантиками.

Клетчаба прошиб холодный пот. Ох, срань собачья… Это сколько же времени он разгуливал с прилипшей к ботинку уликой! Определенно, сегодня шальная удача на его стороне, а то бы так и не заметил, а эта пакость отвалилась бы, а кто-нибудь подобрал бы и увидел…

Он изорвал фотографию на мелкие кусочки и втоптал в грязь. Хвала богам, миновала его беда.

После этого Клетчаб дошел до канала с мутной маслянистой водой и там, неподалеку от сливной трубы трехглавого завода, то и дело изрыгавшей какую-то сизую жижу, утопил сумку с куклой, перед тем напихав в нее камней потяжелее.

«Мороки лгут, но морок, у которого в силу исходных факторов есть имя, не может назваться другим именем.

Мороки вытворяют все что угодно или же бездействуют, но при этом морок не способен удержаться от тех поступков, побуждение к которым присуще ему изначально.

Убийце, преследующему человекоподобное наваждение, следует иметь в виду эти два обстоятельства, так как они делают поведение морока отчасти предсказуемым».

Вечер за вечером Темре с наступлением сумерек отправлялся на охоту. Акробатка не может противиться зову ночных улиц. Какой бы сильной она ни была, этого ей не преодолеть. Даже из людей далеко не каждый в состоянии вырваться из зависимости – от бутылки ли, от дурмана ли, от поймавшей тебя в капкан страсти (вот хотя бы Темре и Сой – как вам нравится эта пара?). А уж морочанке, вызванной к жизни причудливыми фантазиями одной повелительницы иллюзий и болезненной ненавистью другой, и подавно ничего с собой не поделать. Она ведь не человек, не дано ей свободы выбора.