Антон Орлов - Убийца наваждений

Пока он, как ни крути, нуждался в ней, да и она в нем тоже. Двое объединившихся изгоев. Демея привела его в свое убежище, обустроенное под Овечьей горкой, на которой стоял завод по разделке и переработке туш морских овец – весьма ценных, хотя и довольно опасных промысловых животных. Горку пронизывали два горизонтальных туннеля, один новый, соединенный с шахтами заводских подъемников, а другой старый, его сперва начали строить, но после почему-то забросили и вход замуровали.

В старый туннель можно было забраться через замаскированную фанеркой дыру на пустом каменисто-глинистом склоне, которую Демея, по ее словам, обнаружила случайно.

Что могло «случайно» понадобиться видной из себя стерве с аристократическими замашками в промышленной зоне вблизи завода, воняющего на всю округу копотью, несвежей рыбой и подгнившими потрохами, Клетчаб не стал докапываться. Чутье подсказывало, что ответ может лишить его спокойного сна. Демее он нужен как помощник для поисков кого-то, кто не хочет с ней встречаться (и, надо полагать, правильно делает), так что пока можно не дергаться. Главное тут не прозевать шальную удачу и унести ноги до того, как нужда в тебе отпадет.

Внутри было затхло, но сухо. Ни газа, ни электричества, поэтому приходилось пользоваться восковыми свечками и старинными керосиновыми лампами. Под ногами на каждом шагу хрустел мусор – крошево мелких камешков, щепки, чьи-то хрупкие косточки. К заброшенному туннелю примыкало несколько боковых помещений. В одно вел тот самый лаз с поверхности, прикрытый обломком фанеры, в другом был устроен схрон: постели из тряпья, походная керосиновая плитка, бутыли с водой, кое-какая посуда, в том числе помятый чайник. Рыбья вонь разделанных туш проникала даже сюда, но ее как нельзя кстати перебивал густой запах керосина.

Этот схрон Клетчаба сразу насторожил. Сперва он не понял, в чем дело, но потом дошло: вряд ли все это барахло натащила сюда Демея. Зачем бы ей, например, подбирать истрепанный кожаный мяч, или дрянную, с размытым изображением рамгу «Островные войны, атака морских демонов: 144-й эпизод», или сломанную и починенную удочку? Да и одежонка, использованная для сооружения постелей, но в то же время вполне пригодная для носки, если тебе незазорно выглядеть нищебродом, была сплошь мужская. Напрашивался вывод, что кто-то жил здесь до Луджерефа с Демеей, и, вероятно, жил не так давно, а теперь уже не живет. Подевался куда-то.

Когда союзница ненадолго отлучилась, Клетчаб тщательно осмотрел комнату и обнаружил кое-где на полу, на тряпье, на серой от грязи штукатурке стен засохшие пятнышки крови. Определенно это была кровь, а не что-то другое.

До возвращения хозяйки он успел устроиться как ни в чем не бывало на куче лохмотьев и с заинтересованным видом уткнуться в «144-й эпизод». Впрочем, подумалось уже в который раз, словно он сам себя уговаривал и успокаивал, ей покамест нужен живой помощник. А ему на ближайшее время пуще толстого бумажника нужна эта чокнутая кукла, способная, глазом не моргнув, укокошить четверых наемников, а то не хотелось бы угодить в лапы ретивых посланцев Империи.

– Ты должен найти для меня одну женщину, – заговорила Демея, усевшись напротив, по другую сторону тусклой керосиновой лампы. – Она где-то в Лонваре. Ее зовут Инора Клентари. Вместе с ней девочка четырнадцати лет, Кайри Фейно, ее дальняя родственница и воспитанница, Инора называет ее своей племянницей. Они не так давно приехали из Олонвы. Вот их фотографии, возьми с собой. Они должны находиться вместе, но, возможно, и нет. Меня интересует прежде всего Инора Клентари. Если что-нибудь выяснишь о Кайри Фейно, тоже будет неплохо: используя девчонку, можно добраться до Иноры.

– Что, там у тебя к ней разборки на миллион? – понятливым тоном справился Клетчаб – и тут же получил по губам.

Удар был несильный, но ошеломляющий. При этом Демея постаралась не задеть лампу: она себя контролировала и действовала рассудочно. Белесые глаза смотрели холодно, с обычным для нее презрением.

– Запомни хорошенько, здесь я госпожа. Я не разрешала тебе обращаться ко мне на «ты».

Мужское самолюбие взбунтовалось, да и воровской гонор взыграл, но Луджереф железной рукой упихал эти правильные чувства в дальний чулан своей души. Жизнь, знаете ли, дороже. А то еще не хватало, чтобы в этой берлоге кровавых пятен прибавилось… Разве что в глазах блеснуло, перед тем как он покорно вымолвил:

– Извините, госпожа Демея. Привычка. Я постараюсь их найти.

И уже после, отвернувшись, чтобы налить воды из бутыли в чайник, подумал: «Прирезать бы тебя спящую, сука психованная!»

Котяра молился в храме Лунноглазой на улице Зимних Ягод. В полутемном зале никого больше не было, и монах в одиночестве простерся ниц перед возвышением с величественной ониксовой статуей, элегантно обернувшей хвост вокруг лап.

Темре предложили подождать. Он положил в чашу для пожертвований несколько серебряных сулов, прогулялся по опоясывающей молельный зал сводчатой галерее с изящными бронзовыми кошками в стенных нишах.

Наконец появился брат Рурно. Смотреть на его бледное, с припухшими веками и закаменевшими чертами лицо было тягостно и страшновато: никогда еще Темре не видел таким жизнерадостного Котяру.

– Джел, что случилось? – Он назвал друга мирским уменьшительным именем, как в детстве.

– Темре… – Тот как будто заметил его лишь сейчас, после того как он заговорил. – У меня деда больше нет. Моего прадеда, дедушки Тавьяно.

– Светлая ему память, – сочувственно и с грустью отозвался убийца наваждений. – Печалюсь вместе с тобой. Он был очень хорошим человеком, я всегда буду его помнить.

– Темре… – Голос монаха сорвался, а круглое лицо сморщилось, словно он еле сдерживался, чтобы не завыть или не разрыдаться.

– Ну, успокойся, Джел. – Темре обхватил его за плечи. – Сколько ему было – девяносто два? Он прожил долгую и достойную жизнь, и проводить его нужно достойно, молитвами и добрыми пожеланиями.

– Девяносто три, – прорычал Котяра, глотая слезы. – Он не своей смертью умер! Убили его… Какая-то мразь его убила.

– Что?.. – Теперь уже и Темре содрогнулся, в первый миг не веря собственным ушам. – Кто это сделал?

– Неизвестно. Но я испросил у нашей Лунноглазой Госпожи разрешение на охоту, и я его только что получил.

Разрешение на охоту – это серьезно. Это практикуется только в ордене Лунноглазой. Хотя, возможно, в остальных четырех орденах есть что-то свое аналогичное, но там у Темре не было близких друзей среди посвященных, поэтому об их делах он ничего не знал.

Если кто-то из монахов получал от Лунноглазой Госпожи разрешение на охоту, он имел право выследить врага и поступить с ним, как заблагорассудится, словно кошка с пойманной мышью, вплоть до убийства. Разумеется, такое право за ним признавал только орден, а не государство, но орден после совершения расправы брал своего члена под защиту, и обычно подобные дела неофициально улаживались между служителями богини и властями к обоюдному удовлетворению.