Чарльз Стросс - Не вооружен, но мамонтоопасен

Моё выступление прошло без сучка и задоринки. Впрочем, вы наверняка и сами об этом догадались, иначе этих строк попросту бы не было, хэй-хо? Сам «прыжок» я описать бессилен. Не представляю, как передать на бумаге ощущения восторга и блаженства, когда ты, стоя на рвущейся из под ног тонкой доске, несешься на сверхзвуковой скорости сквозь воздушные потоки, пытаясь удержать равновесие и не сгореть заживо в ревущих вокруг тебя огненных торнадо, преграждающих вход в атмосферу. Как описать то приближающийся, то вновь удаляющийся прочь лик Земли, внезапно оказывающийся прямо под тобой как раз в то мгновение, когда вихрящаяся плазма долбится в днище доски, намереваясь сбросить тебя во что бы то ни стало. Это же песня! Безумный восторг! К сожалению, во мне нет даже намека на поэтическую жилку, но если вам посчастливится наткнуться на Тодсворта вне стен клуба, где защитное поле уже не действует, о, каким сладостным медом поэзии он напоит вас и одурманит. По-моему, для шишковидного психа-«железяки», боящегося высоты, он – поэт изумительный. По крайней мере, ни от кого больше я не слышал столь потрясающего описания наших приключений.

Сам «прыжок» много времени не занимает - двадцать минут от старта до финиша - причем самыми напряженными являются только последние пять минут, когда скорость замедляется, становится дозвуковой, ты спрыгиваешь с тлеющей доски и взываешь к праотцам, моля их раскрыть твой парашют, ибо в противном случае придется ждать спасательного ялика судей, а это может оказаться действительно смертельно опасным. Если им вожжа под хвост попадет, они и не подумают вас спасать, пока вы не напишите объяснительную (пусть и в произвольной форме), какого чёрта вы тут, болтаетесь, как, хм, нечто в проруби, вместо того, чтобы спускаться, как все нормальные участники гонок. Каковы, а?

Небо затянуло тучами, когда я пролетал над Ютой, и, видимо, пытаясь проскочить между нависшими со всех сторон облаками, я слишком резко развернул доску вместо того, чтобы повернуть, и сбился с дороги. Когда облака рассеялись, я обнаружил, что отклонился от курса на пятьдесят километров. Приятного, конечно, мало, но когда мимо меня просвистела тройка лидеров (и среди них Абдул!), стало и вовсе обидно. Должен признать, слова, в тот момент сорвавшиеся с моих губ, для печати не предназначались. Однако игра есть игра, и пока она не завершена, она продолжается.

В конце концов я приземлился с отклонением в жалкие тридцать три километра, и подошедший через минуту судья объявил, что я пришел к финишу третьим. Перри О'Пири, парень из обошедшей меня тройки, сгорел, как спичка, так и не достигнув тропосферы, проморгав подкарауливший его столп пламени. Как говорится, не успел и глазом моргнуть...

До базы, где собирались участники, меня подбросил судейский ялик. Комбинезон на мне все ещё дымился, а я бодро топал по пыльному настилу базы, впервые за последнее время по-настоящему радуясь жизни. Как оказалось, радовался я не один – вечеринка в честь победителя уже началась и набирала обороты. Свита Абдула, вся в традиционных кимоно и бурнусах, водила за собой чудо-верблюда, который безостановочно мочился шампанским. Сам Абдул, воздев к потолку платиновый кубок (смахивавший, скорее, на бадью), выводил горловые трели на манер альпийских горцев:

– В честь мою сегодня пьют!

Толли Форсайт и какой-то странный тип, полагаю, Великий визирь Тосиро ибн Баши-Бузук, водрузили Абдула себе на плечи и пустились отплясывать победную мазурку.

– Весело тут у вас! – проорал я, с облегчением стаскивая шлем и перчатки. Кто-то сунул мне в руки чашу с пенящимся напитком. Я вылил шампанское на разгорячённую голову. – До дна!

– Яс-сн пнь, да-а дна! – приветствовал меня Абдул и щедро окатил собравшихся игристой шипучкой. Да уж, кто-кто, а Абдул умеет веселиться до упаду. К слову сказать, до упаду ему оставалось совсем чуть-чуть.

Младший брат Великого Визиря бочком-бочком подкрался ко мне и доверительно зашептал:

– Если многоуважаемый Ральфи-сама [3] Сама (sama) – -сама (sama) – слово, означающее наивысшую степень уважения при обращении японцев друг к другу. Обычно употребляется при обращении человека к богам, духам, духовным наставникам, королям. Слуги при помощи данного слова обращаются к высокородным хозяевам, подчиненные к начальнику. [3] соблаговолит последовать за мной, я проведу его к яхте высокородного Абдула, брата Его Благороднейшего, Величайшего и Ослепительнейшего Эмира. Как только прибудут остальные гости, яхта сразу же возьмет курс на Марс.

– Остальные гости? Чудненько, чудненько, – я вертел головой, пытаясь отыскать Лауру, но моей зазнобы-«железяки» нигде не было видно. Ничего не понимаю. Обычно, когда я живой и невредимый приземлялся перед толпой зрителей, Лаура (словно её перезагрузили) кидалась мне на шею и душила в объятиях. А как иначе, я же герой! – А кто ещё приглашен?

– Несметное количество народу, – заговорщицки улыбнулся младший брат Великого визиря. – Полагаю, Вы знаете, что сегодня день рождения принца, не так ли?

Я промолчал.

– Намечается грандиозное празднование. Бал-маскарад, устроенный в честь его великих предков, королевской династии Саудитов.

Да, за всё надо платить, и нам с Абдулом, наследникам великих богачей-нуворишей, несколько веков назад ухитрившихся избежать Великого сокращения штатов, приходится несладко. Когда-то наши родоначальники скупили освободившиеся от прежних владельцев титулы и звания, а нам, их отпрыскам, теперь полагается жить в соответствии с традициями и обычаями, которые эти титулы и звания налагают. Ладно я, потомок клана МакГрегоров, потратил несколько лет жизни на гномометание и бревнокружение под душераздирающие вопли электроволынки, а вот бедняга Абдул аль-Мацумото, истинный принц Саудовской Аравии, где бы ни появился, вынужден в законодательном порядке таскать на голове кухонное полотенце и не пить ничего, приготовленного из винограда, если только оно не пропущено через мочевыделительную систему какого-нибудь хитро сконструированного дромадера. Скажу как на духу – аристократы тоже плачут. Уж поверьте мне на слово.

– Маскарад, – протянул я, задумчиво глядя в бокал. – Впечатляет. Однако я полечу на своем челноке, ладненько? У вас там есть, где причалить?

– Разумеется.

Я и не заметил, как подошел визирь. Неприятный субъект – гладко выбритое лицо, на шее болтается кожаный шнурок с парой высохших мужских яичек. Некоторые считают, что у парней из-за тестостерона крышу сносит, но вот у визиря тестостерону взяться неоткуда – и что, лучше? Визирь с вожделением проводил взглядом женщину пышных форм в костюме танцовщицы. Не обращая на него внимания, она с достоинством проплыла мимо.