Николай Раков - Волки пустыни

— Ты только посмотри, — обратился Самум к Шаману. — Они первыми эвакуируют мужчин.

— В каждом народе свои правила, свои традиции. Может быть, мужчины идут вперед, чтобы обеспечить безопасный отход женщин.

— Командир, здесь Колдун, — услышал Шаман вызов.

— Слушаю.

— Похоже, что нас засекли. Идет активный радиообмен. Источники по нескольким направлениям. Пока сигналов нет только с востока.

— Если лагерь был приманкой, то в восточном направлении нас ждет засада.

— Откуда они взяли людей? — спросил Самум, также слышавший сообщение инженера.

— Ты забываешь о той дивизии, которую передали покойному Ю-Симу для охоты за нами.

— Надо предупредить сохарцев.

— Давай. Я пошел к Колдуну: надо определиться, в какую сторону будем уходить. Передай вождю, чтобы проводник, который пойдет с нами, был рядом с тобой. — И Шаман быстрым шагом направился к зданию комендатуры.

— Индишу окружили лагерь, — подойдя к вождю, стоящему у калитки, сообщил Самум. — Скажи, какой человек пойдет с нами и что сейчас собираешься делать.

— С вами отправлюсь я. Пусть мои люди уходят. Индишу будут тут еще не скоро. Мы успеем, — как ни в чем не бывало ответил абориген.

Он что-то негромко сказал, и мужчина, находящийся напротив него в цепочке уходящих, снял с шеи ожерелье, состоящее из длинных колючек, нанизанных на две нити, и бросил его у ног вождя. Идущие следом за ним повторяли его движение и вскоре у его ног образовалась кучка украшений, продолжавшая расти. Часть ожерелий состояла из колючек, как и первое, другие были собраны из тонких обточенных палочек, третьи — из игл какого-то животного. Изредка попадались украшения, собранные из небольших плоских, но жестких лепестков круглой или овальной формы.

Периодически, когда ожерелья накапливались, из глубины лагеря появлялись две женщины, которые, нанизав на свои руки по несколько десятков штук, уносили их внутрь.

Вскоре к Самуму присоединились Шаман и Сирена и тоже стали наблюдать за странными действиями аборигенов.

В очередной раз, когда женщины вышли забрать оставленные украшения, одна из них посмотрела на девушку и, подойдя, потянула ее за собой. В первое мгновение Сирена оставалась на месте, но, взглянув на командира и получив от него кивок, последовала за сохаркой. Обе подошли к груде ожерелий и, нанизав их на руки, скрылись на площадке пленников.

Через два с половиной часа мимо вождя прошел последний мужчина. По прикидкам Самума, в пески направилось более семи тысяч человек. Площадь, на которой содержались пленники, опустела, но когда Шаман с Самумом хотели пройти внутрь ограждения, вождь загородил им дорогу.

— Это женское дело и туда нам нельзя, — категорически проговорил он, перекрывая своей щуплой фигурой дорогу.

Поверх его головы диверсанты увидели, что в середине площадки, в несколько рядов, образовав круг, расположилось около пяти сотен сохарок. Поискав глазами, они увидели и Сирену, которая отличалась от остальных бледным цветом кожи и ростом. Сохарки раздели ее до пояса и сами скинули свои легкие короткие туники. В центре образованного круга возвышалась темная горка собранных ожерелий.

— Командир, — послышался голос инженера в наушнике. — Гости в двух километрах. Мы что-то делаем или…

— Ждем, Миша, ждем. Хозяева готовят тут небольшой сюрприз гостям. Загоняй машины на территорию и можешь перебираться к нам. Насколько я могу судить, представление скоро начнется.

Через пять минут обе песчанки, оставленные диверсантами за барханами, нырнули в открытые лагерные ворота и улеглись на песок перед зданием комендатуры. Колдун, встречавший машины на ступеньках, спрятал пульт дистанционного управления в карман и неторопливой походкой двинулся в сторону ожидающей событий группы.

Молча протянув Шаману бинокль, принесенный в руке, он поднял к своим глазам второй, висевший на шее, и сначала направил его окуляры на площадку, где сидели сохарки. Некоторое время он наблюдал за неподвижно сидящими женщинами, а потом, оторвав от глаз окуляры, уверенно заявил:

— Пусть мне больше никогда не дадут в руки монтажный лазер, если скоро мы не увидим выступления Шер-Паша.

— Да, этим парням, которые идут сюда, не позавидуешь, — ответил психолог. — Если женщина берется защищать своих близких, то лучше быть от нее подальше.

— Кажется, он уже здесь, — произнес Шаман, наблюдая в бинокль за магическим кругом.

Действительно. Поведение женщин изменилось. Если в начале ритуала они сидели прямо, то сейчас опустили головы на грудь и медленно раскачивались. В бинокль было отчетливо видно, что их губы шевелились.

Только сейчас Шаман обратил внимание, что куча ожерелий, лежащих в центре круга, представляла собой не отдельные изделия, а рассыпанные их части. Шнурки, удерживающие наборный узор ожерелий, были удалены, и их элементы лежали хаотичной грудой. Из этой груды сейчас вверх поднимался небольшой темный столбик, состоящий из летящих в пространстве игл и дисков. Невидимая труба всасывала их в себя и через минуту центр круга был пуст.

— Сейчас начнется, — заявил Самум, почувствовавший на своей щеке легкое дуновение воздуха, тут же прекратившееся, будто мимо лица пролетел невидимый предмет.

Хохайя еще не вышла из-за горизонта, но пространство за колючей проволокой, как и ближайшие барханы, уже было прекрасно освещено. Со стороны пустыни в сторону лагеря двигались две густые цепи солдат, за которыми ползли тяжелые пушечные шестиколесники.

Жуткий крик, донесшийся со стороны наступающих, нарушил утреннюю тишину. Панорама, которую в окуляры своего бинокля наблюдал Колдун, начала быстро меняться. Он видел сразу обе цепи, двигающиеся друг от друга на расстоянии около двадцати метров. Когда прозвучал крик, солдаты повернули головы в его сторону и почти сразу один за другим, как сбитые катящимся вдоль строя шаром кегли, начали падать на песок. Шер-Паша строго придерживался первой цепи. Инженер надавил кнопку на корпусе бинокля, давая увеличение.

Передняя цепь солдат лежала на песке. Часть из них корчилась, хватаясь за пораженные места, другие лежали неподвижно. Куртки и брюки солдат быстро напитывались кровью, сочащейся из тонких порезов, располосовавших форму. Казалось, что по человеку хлестнули плеткой, имеющей несколько концов, каждый из которых рассек одежду и плоть на значительную глубину. Тонкие линии порой перечеркивали шею и горло солдата, и он на подкашивающихся ногах молча падал вперед. Других боевая плеть хлестнула по глазам, ногам или животу, и тогда, бросив оружие, десантник хватался руками за пораженную часть тела, молча или с диким криком падал на песок. Некоторые пытались отползти назад, другие извивались от дикой боли.