Павел Нечаев - Цена жизни

— А вот и наш герой, победитель диких чмуликов, — поприветствовал Мишку Коцюба. — Вам везет, засранцы, что вы уже взрослые, а то б я вас от души выдрал. Пистолетов им захотелось, героям.

— Ну, я со своим разберусь, как выздоровеет. Мало ему не покажется, — поддержал Коцюбу Райво. Грин не знал, куда деваться от стыда. Спасла его Марина.

— Первый час ночи, мужики. Шли бы вы спать, — с этими словами Марина выгнала всех из гостиной, и народ разошелся.

Грин ждал, что на следующий день ему таки устроят головомойку, но случилось то, чего он никак не ожидал. Утром, перед завтраком, заявился Райво. Был он не один, а со своим старшим сыном Робертом. Райво на глазах у всех подошел к Грину, и пожал ему руку.

— Денис нам все рассказал. Молодец, мужик! Теперь ты наш брат. Если захочешь сменить Семью, только скажи. У нас для тебя всегда найдется место.

— Спасибо, — Грин покраснел, и оглянулся на Коцюбу. Коцюба смотрел так, будто впервые увидел Грина. — У меня уже есть Семья.

— Вот, держи, — Райво потянул Грину сумку. Грин полез внутрь, и достал… пистолет. Настоящий, пятнадцатизарядный, сверкающий новизной. О таком он мог только мечтать. К пистолету прилагалась кожаная кобура и ремень. — Заслужил!

Потом Грина отозвал в сторонку Роберт, и сказал:

— Знаешь боулинг в конце Промышленной? Зайди туда как-нибудь вечерком. У нас там клуб. Будем рады. — Про клуб — место, где собиралась молодежь, Грин слышал, но раньше никогда там не был. Кого попало туда не пускали. Слова Роберта означали, что Грина официально признали частью Республики — теперь и сверстники тоже.

Жизнь Грина снова сделала крутой поворот. Теперь он был не один, у него была Семья, и друзья. Больше того — у него была Республика. Психологического надлома больше не было. Переступив через страх, он стал другим человеком. Впервые за многие годы он смотрел в будущее с оптимизмом. Как бы ни повернулись события, больше он не будет щепкой, плывущей по течению. Отныне все было в его руках.

— Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем, — пропел Вайнштейн невесело. Был он трезв и сосредоточен. — Думаю, Ли был прав. Начинать с такого — плохая карма…

Грин с Вайнштейном шли вместе со всеми за грузовиком. Вайнштейн, как истинный социопат, держался в стороне от толпы. Грин шел рядом с ним. Вернее было бы сказать, что толпа шла за грузовиком, а Вайнштейн и Грин — за толпой. В кузове грузовика с мешками на голове стояли приговоренные. Задний борт был откинут. Грузовик остановился под фонарем. Когда-то оживленная междугородная трасса освещалась. Фонари были высокие, как раз то, что надо. С фонарей свисали заранее приготовленные веревки с петлей на конце. Предвкушая зрелище, люди в толпе засвистели и заулюлюкали. Славик, младший сын Медведя, габаритами не уступавший отцу, за связанные за спиной руки поднял одного из приговоренных. Медведь накинул ему петлю на шею. Стоящий рядом Коцюба нашел в кожаной папке бумагу, поднял на уровень глаз, и стал зачитывать громким голосом:

«Именем Республики! В соответствии с решением суда присяжных, Шмуэль Аронович, тридцати восьми лет, был признан виновным по следующим пунктам обвинения: рабовладение, убийство и соучастие в убийстве, растление малолетних, и прочие поступки. Суд определил вышеупомянутому Шмуэлю Ароновичу наказание в виде смертной казни через повешение. Приговор будет приведен в исполнение сегодня, на ваших глазах, дабы показать силу и справедливость закона Республики. Да здравствует свобода, да здравствует справедливость, да здравствует Республика!». Речь Коцюбы толпа встретила одобрительным гулом. Приговоренный стал извиваться, пытаясь сбросить петлю, но Медведь не дал. Коцюба махнул рукой, сидящий у кабины Славик хлопнул ладонью по крыше, и грузовик тронулся с места. Приговоренный шагнул, пытаясь удержаться на ускользающей поверхности, но без толку — ноги соскользнули, и тело заплясало в воздухе. Толпа разразилась свистом и улюлюканьем, наблюдая, как сучит ногами в воздухе повешенный.

Грузовик двинулся дальше, толпа потекла за ним. Люди старательно обходили повешенного, тело которого все еще дергалось в агонии. Грин с содроганием увидел, как Эрик, проходя мимо, с наслаждением плюнул в висящего. Не он один — по ногам повешенного стекали десятки плевков. У следующего столба все повторилось. На этот раз вешали какого-то клерка из администрации Фраймана. Тот пытался что-то сказать, но толстая ткань мешков заглушала его слова, превращая речь в невнятное бормотание. Увидев перекошено в радостной гримасе лицо Эрика, Вайнштейн вздохнул. Эрик часто заходил в гости к Вайнштейну, они много разговаривали о политике, о планах на будущее. Вайнштейну Эрик нравился, но как-то, изрядно выпив, признался Грину, что иногда Эрик пугает его до дрожи в коленках.

— Вот она — новая справедливость нового мира, — иронически заметил кто-то у Грина за спиной. Он обернулся, и увидел Бени. Тот стоял, одетый в парадную форму, в начищенных до блеска ботинках. В ботинках отражалось солнце. Знаки различия старшего лейтенанта на плечах сверкали.

— Ты должен быть благодарен, танкист, что не болтаешься сейчас там, — ощетинился Вайнштейн. Правда в его словах была. Бени отстояли с трудом — Грин просил за него, Лена просила, целую депутацию девочек привела. Даже Эрик, и тот, когда его спросили, буркнул: «пусть живет». Зная Эрика, все это восприняли как комплимент. Тем не менее, было время, когда судьба Бени висела на волоске. Даже после того, как Коцюба официально объявил, что претензий к нему нет, люди сторонились Бени. Из центра временного размещения он ушел сразу же, как смог ходить. Насколько было известно Грину, он с женой и детьми вернулся домой.

— Я благодарен, — кивнул Бени. — От всей души благодарен вашей справедливой власти, и лично Коцюбе.

— Ты думаешь, Коцюбе это нравится? — Вайнштейн уловил издевку в словах Бени.

— Мне сказали, что это Коцюба моих ребят расстрелял. Они сдались, из танка вылезли, руки подняли. А он их расстрелял. Наверное, ему это понравилось, — Бени произнес эти слова спокойным голосом, но было видно, что в душе у него все кипит. — Может, и это ему нравится, откуда мне знать?

— Знаешь, танкист, в чем-то ты прав, — ответил Вайнштейн. Грин удивленно вытаращился на него. — Пленных убивать не стоило. Коцюба просто сорвался, такое может случиться с каждым. В любом случае, не тебе его судить.

— Они молодые совсем были, — глядя в сторону, произнес Бени. — Арику, мехводу, и двадцати не было, он до катастрофы добровольцем в армию пошел, в семнадцать.

— Послушай, танкист! Ты хоть знаешь, сколько детей ваши каратели сиротами оставили? У нашего друга Чена — трое детей осталось. Не тебе нас судить! — побагровел Вайнштейн.