Юрий Корчевский - Подрывник

— Что-то ты бурную деятельность развил, — пошутила Олеся.

— Руки по домашней работе соскучились, — отшутился Саша.

Не мог же он огорчить девушку, что с диверсионного акта не все живыми возвращаются. Он идёт забрать чью-то жизнь — пусть и врага, захватчика, и должен быть морально готов к тому, что враг может забрать его жизнь. Таковы законы войны. Лёгких и бескровных побед в ней не бывает. Так пусть Олеся, если такое случится, не поминала его плохим словом. В принципе, жили они в полном согласии, не ссорились. Саша делал всё, что должен был делать в доме мужчина. Война проклятая жить мешала. Разве это нормальная жизнь, когда почти каждый день мужчина уходит из дома воевать, убивать? Мужчина работать должен, созидать. Не зря иногда Саше снились сны, в которых он видел себя в кабине метропоезда, за контроллером, и рельсы навстречу летят. А вот про войну, грязь, кровь, стрельбу снов не было никогда.

К исходу недели он стал собираться. Сложил в сидор все патроны, переоделся в немецкую форму, достал из тайника пулемёт. Вроде бы ничего компрометирующего в избе и дворовых постройках нет.

— Олеся, я на несколько дней ухожу, может — на неделю. Ты проверь избу и сараи — ничего из военной амуниции быть не должно. Я смотрел, но ты свежим взглядом сама проверь. Вдруг полицаи нагрянут — чтобы даже тень подозрения на тебя не упала.

Олеся вдруг заплакала.

— Ты чего?

— Ты так говоришь, как будто прощаешься, как будто мы не увидимся.

— Глупышка! Я не чай пить к соседям иду или в карты играть. Немец — враг серьёзный, всяко может случиться.

— Да я знаю, просто сердце как-то ноет, нехорошо мне. Раньше уходил — так ничего.

— Сказала тоже — раньше! По-моему, ты одно время меня презирала, а может — и ненавидела. Молодой здоровый парень — и не на войне. Наверное, дезертир.

— Дура была слепая! — всхлипывала Олеся.

— Зато сейчас поумнела, и я думаю — привыкла.

— Тогда возвращайся! — Олеся крепко обняла и поцеловала Сашу.

Александр закинул ремень сидора на плечо, на второе взвалил пулемёт, в руку взял коробку с патронной лентой и ушёл, не оглядываясь: долгие проводы — лишние слёзы.

На подступах к лагерю партизан его остановил часовой. Причём пропустил по едва заметной тропинке и щёлкнул сзади затвором.

— Стой, немчура!

— Был бы я немчурой — тебя бы уже в живых не было, — спокойно отреагировал Саша. — Я тебя за сто шагов засёк. Шумишь, как кабан на водопое. Веди меня к Коржу.

— А, так ты минёр? Говорили о тебе ребята.

Часовой Сашу не повёл — ухнул дважды филином, потом повторил.

За Сашей пришёл партизан из землянок и молча довёл до Коржа.

— Приветствую, Василий Захарович!

— А, минёр-сапёр! Здравствуй. Пулемётом разжился?

— Должен соответствовать.

— У нас всё готово. И форму нашли, и с гранатами подсуетились — даже дрезину ручную на заброшенном полустанке нашли. Правда — неисправную, но мои хлопцы отремонтировали.

— Тогда давайте сядем, обсудим детали.

— Экий ты въедливый! А может, это и хорошо, потерь меньше будет.

Часа три Саша с Коржом сидели за столом над развернутой картой. Они обговорили все сигналы, обсудили возможные варианты развития событий и пути отхода. Казалось — учтена каждая мелочь, но по опыту Саша знал, что операция может пойти не по сценарию. Достаточно какой-либо неучтённой мелочи или случайности, и акция может пойти совсем не так, как её планировали, или вообще сорваться. Как себя поведут немцы — неизвестно, а ведь это вторая сторона, которая не будет безучастно наблюдать за происходящим.

— Вконец уморил ты меня своими деталями, минёр.

— Желательно всё предусмотреть. Причём командиры отделений должны знать общий план операции, чтобы действовать, как часы.

— Во-во, насчёт часов. Мы у немцев часами разжились, теперь у наших отделенных они есть.

— Вот это правильно. По идее — и карты должны быть, и бинокли.

— Зачем им карты? Они местность знают, своими ногами всю исходили, шагами измерили.

— Поскольку общий план и детали ясны, приглашайте командиров, будем доводить до них задачи. Кстати, кто с миной на дрезине будет?

— Есть у меня ловкий парень, Сергуня.

— Плавать умеет?

— Должен.

— Должен или умеет? Нам вплавь выбираться придётся.

— Сейчас у него спросим.

Соблюдению секретности в отряде значения не придавали. Совещание проходило на свежем воздухе, и практически весь отряд слышал задачи, которые Корж ставил перед отделенными. Будь среди партизан предатель — операцию ожидал бы провал, а отряд — большие потери, вплоть до полного разгрома.

Задачу, поставленную Коржом, партизаны приняли как должное. Никто, по крайне мере внешне, не проявил страха или недовольства.

Выходить решили по мере готовности. А партизанам собраться — только подпоясаться.

Сергуня переоделся в немецкую форму и держался поблизости от Саши.

Заминка вышла со снарядами к гаубице. Были они раздельного заряжания — то есть без гильз и порохового заряда, но и в таком виде каждый снаряд весил без упаковки больше сорока килограммов.

Сначала думали нести их в ящиках, по два человека. Но так неудобно передвигаться по лесу, и потому остановились на мешках. Каждый снаряд уложили в мешок, соорудили лямки из верёвок — за углы и горловину, и договорились нести по очереди. С собой взяли все запасы патронов — всё-таки предстояла перестрелка.

Вышли в путь. Впереди, в ста метрах от основной группы шёл дозорный. Не было только бокового охранения.

Часа через полтора хода Саша забеспокоился и обратился к командиру:

— Василий Захарович, а где дрезина?

— А мы её поближе подвезли на подводе. Не ехать же вам на ней весь путь, только немцев насторожите. Всё равно в ночь операцию начинать не будем. Переночуем, с утра позиции займём, а дальше — уже от вас двоих зависит.

Ночевали в лесу — и для партизан, и для Саши это было делом привычным. Утром перекусили ещё затемно.

Настал день, а операция, можно сказать, срывалась из-за неучтённой мелочи — тумана. Ничего необычного: местность сырая, болотистая, вот по утрам туман и стоит.

Корж выделил четверых партизан.

— Они помогут дрезину на рельсы поставить.

Кроме этой четвёрки оставались двое со снарядами в мешках. Ещё мешок с десятком гранат получил Сергуня, и отряд ушёл к мосту, скрывшись в тумане.

Только к десяти часам утра туман рассеялся, и показалось солнце.

По железной дороге прогромыхал поезд.

— Минёр, дрезину не пора ставить?

— Подождём, немцы поезда пакетами пускают. Ещё несколько подряд должны пройти.

И в самом деле, буквально через несколько минут прошёл второй поезд, а за ним — ещё и ещё.

— Ты смотри, движение — как на Минском шоссе, — заметил один из партизан.