Ян Миклашевский - Куклы

Гусь сотоварищи отправились в сторону столовки. Жрать им хотелось зверски: Дима гнал их до ворот Базы без остановок от самих кунгов, порой делая страшное лицо, когда кто-то из троицы начинал скулить про усталость. Каждый грезил по пути радостным торжеством по случаю успешного возвращения, но известие о смерти Борщевского выбило всю тройку из колеи, и вместо традиционно шумного отмечания получились тихие посиделки. Сталкеры тихо присели, помянули покойного администратора Базы, и над столом повисла тишина.

- За Димона, - неожиданно произнёс Камаз, разливая крепкую жидкость в стопки. - Не окажись его там, - не было бы нас сейчас здесь.

Постепенно завязалось обсуждение всего с ними произошедшего. Гусь поведал, что так страшно, как той ночью в Мёртвом городе, ему до этого ещё никогда не было. Мол, доводилось ему на различной заброшке ночевать, но в Вилёвске что-то совсем уж запредельное творится. Дескать, думал он раньше, что название город получил благодаря особенности притягивать к себе мертвяков, но теперь он полагает, что дело заключается совсем не в них. Камаз тоже внёс свою лепту, поделившись с окружающими своими воспоминаниями, что в ту ночь он боялся всего двух вещей: услышать чьи-то шаги и не услышать чьи-то шаги. Кузя же сидел молча, погрузившись в тягостные раздумья, а когда Гусь попробовал его растормошить, он рассеяно пробормотал, что всё то, что он ранее считал непостижимым, можно записывать в непостигнутое, но этот город... Дальше Кузя понёс какую-то заумь, окружающим непонятную.

- Эхх, - печально вздохнул Гусь, - плохо, что Борщ умер.

- Большой и доброй души человек был, - поддержал его Камаз. - таких уже не делают.

Кузя же, по-прежнему пребывавший в своих думах, промолчал. Если бы кто спросил его в этот момент, о чём тот задумался, то ответил бы он, что тревожит его всего одна лишь мысль: не оставили ли они в Мёртвом городе своего запаха?

***

"Что ж вы, Борис Филлипович, так не ко времени отошли-то? - сожалел о случившейся утрате Дима, лёжа на кровати в своей комнате. - Я же всё вспомнил. Всё вспомнил, слышите?"

В тот момент, когда он изрешетил из автомата гнездо с кровососьим выводком, то единственное, что он не мог вспомнить на протяжении долгого времени, вспыхнуло в его сознании яркой картинкой. Только радости от того, что он теперь знал, кто и зачем пытался убить Колю Матраса, это ему не принесло - память вынесла перед глазами его же собственную руку, поднимающую пистолет и направляющую его в спину идущего впереди сталкера.

"Зачем? Для чего? - не мог понять Дима. - Он же мой друг..."

Накатила вторая волна воспоминаний, и Дима ужаснулся ещё более: там, в заброшенном бункере, он как будто увидел, кем станет Коля в дальнейшем. Было ли это наваждением или чем-то ещё в этом роде, Дима разобраться не успел - Гвоздь сбил его с ног.

"Что же я наделал-то? - корил он себя, пытаясь отбивать удары, наносимые Гвоздём. - Как мне теперь дальше жить? Назад нельзя... сделанного не вернёшь... нужно бежать".

Рука нащупала в одном из карманов светошумовую гранату. Вытащив её, Дима закрыл глаза и выдернул чеку. Раздался невыносимо-громкий свист, руку обожгло, и удары прекратились. Это был его шанс.

Сбросив с себя Гвоздя, Дима бросился к выходу на лестницу. Он бежал так быстро, как мог, но Гвоздь оказался всё же быстрее. Напрыгнув на Диму, уже добежавшего до обочины дороги, он сбил его с ног, и оба, чем-то похожие на клубок сцепившихся между собой котов, покатились в придорожную канаву, где их поджидала не к месту оказавшаяся пси-аномалия. В голове у Димы вспыхнули миллионы звёзд, и он потерял сознание.

Но теперь Дима знал, что пригрезившееся ему год назад в бункере галлюцинацией не является: Матрас был живой, Матрас был в Мёртвом городе. Скоро он придёт на Первую, и тогда там умрут все. Как и почему, - неизвестно, но то, что умрут - это точно. Возможно, это сделает не сам Матрас, но без его участия этого не случится. Матраса надо остановить.

Когда Дима вошёл в Мёртвый город, он уже знал, что Коля знает о его приходе и знает цель этого. Коля был не один, но Диму это не волновало - он знал, где скрывается второй, который был куда опаснее Коли, но почему-то не для Димы и не сейчас. Кем является этот второй, Дима не понимал, но он точно знал, что его устранить надо первым. Как и тогда, в бункере, объяснить происхождение этого знания не получалось. Он чувствовал, что причина будущих бед таится в небольшом двухэтажном здании. Дима никогда не был в этом месте, но ему казалось, будто бы он провёл здесь не один год.

- Ты, - вспыхнуло в голове, когда бесшумно поднявшийся на второй этаж Дима встретился лицом к лицу с Васей, - ты не...

Дима без сожаления и с тем же спокойствием, с каким он недавно превратил кровососье гнездо в кровавое месиво, не раздумывая нажал на спусковой крючок. Тот, кого когда-то звали Васей, медленно осел на бетонный пол. Где-то внизу завыл потерявший хозяина Коля.

"Некогда мне с тобой разговаривать", - подумалось Диме.

Колю он нашёл лежащим на полу этажом ниже. Тот дёргал конечностями, силясь подняться, но это у него не получалось. Дима подошёл ближе и присел на корточки рядом с ним.

- Как ты это сделал? - Коля, поняв, что сопротивляться теперь бесполезно, затих. Он ещё мог говорить, но способность к передвижению исчезла у него с потерей той невидимой ниточки, связывавшей его с Васей.

- Не может у одного слуги быть двух хозяев, - ответил ему Дима цитатой. - Я, хоть и не слуга, но клеймо на мне осталось.

Коля неожиданно рассмеялся. Дима не мог понять, что послужило причиной этого, но ему этот смех не понравился.

- Да, ты действительно не слуга, - сквозь смех произнёс Коля. - Ты кукла. Такая же кукла, как и все, кто топчет эту проклятую землю. Вы считаете себя свободными, но вы не видите тех ниточек, за которую вас дёргают всю вашу жизнь. Вы были куклами, ими и останетесь. Жалкими марионетками, которыми управляет кто угодно, кроме них самих. Никто не свободен, никому не вырваться и...

Рот его всё ещё раскрывался, однако слова превратились в невнятное мычание - следом за конечностями, у него отказывал речевой аппарат. Глаза Матраса горели злым весельем.

- Прости, друг. - Дима направил на него пистолет. - И прощай.

***

Борщевского хоронили всей Базой. Траурная процессия тронулась было от административного корпуса, но Витальич, попутно исполнявший роль церемониймейстера и потому шедший первым, вдруг остановился, и направил её в сторону курилки.

- Ставьте, - указал он на наскоро сколоченный, неказистый гроб, когда процессия подошла к навесу со стоящей под ним урной для окурков. - Ставьте, говорю. Покойный последнее время здесь отдыхать любил по ночам, так пущай последний раз тут побудет. На дорожку, так сказать.