Иар Эльтеррус - Иная терра

Когда Стас выбрался с платформы — он впервые был на этой станции и не знал, где здесь можно обойти контрольные турникеты, он успел проклясть все уже разу по пятому. Когда прятался минут десять за опорной балкой от двух полицейских, которым приспичило покурить именно рядом с тем закутком, куда он зашел по нужде, когда искал нужный квартал и дом… Мокрая куртка промерзла, не успевшие высохнуть после неожиданного январского дождя волосы слиплись ледяными сосульками, а побелевшие от холода губы только с третьей попытки начали слушаться, когда он наконец оказался в тепле и пахнущем книгами уюте комнаты Вениамина Андреевича.

Увидев на пороге дрожащего от холода парня, инженер только руками всплеснул. Через несколько минут с вяло сопротивляющегося Стаса была стащена мокрая одежда, сам он растерт спиртом и завернут в теплый плед из натуральной шерсти — явно очень старый, в нынешние времена мало кто мог позволить себе такую роскошь. Вениамин Андреевич чуть ли не силком влил в него сто грамм коньяка, усадил в глубокое кресло и вручил кружку с дымящимся чаем со специями.

— Если она не такая уж и легкая, то что же вы так замерзли? — иронично усмехнулся инженер, глядя на все еще выбивающего зубами чечетку гостя.

— Потому что на контрольках идиоты сидят, мать их… — ругнулся Стас. — Я как на улицу вышел — охренел! Это ж надо, в январе — ливень!

Мужчина нахмурился.

— Стас, вы же петербуржец. Почему вы ругаетесь, как какой-то пахарь деревенский, который в жизни и трех книг не прочел? Ему простительно, его дело — хлеб посеять, собрать, смолоть, но вы…

Юноша резко вскинул голову, в темно-карих глазах зажглись злые огоньки.

— А вы в трущобах поживите с мое, господин интлехент, и не так заговорите, — он издевательски выделил обращение. — А то все, мля, умные!

— В трущобах? — непонимающе спросил инженер: он хорошо помнил мокрую и оттого неказистую, но все же новую куртку гостя, оценил выпавший из джинсов мобил, новенький рюкзак из псевдокожи…

— Угу, — кивнул Стас, допивая чай и отставляя кружку. — Именно там. Охрененно милое местечко, да. Там вам и институт блягородных манер, и вся фигня — только так! И преподы клевые — в форме все и с дубинками, только и ждут, пока что не так вякнешь, — он распалялся все больше, первый порыв злости, направленный на «интлехента»-хозяина, быстро прошел, но Стас уже не мог остановиться. Он слишком расслабился, хоть немного, но немного выпил — а на голодный желудок больше и не надо было, и обстановка была какая-то располагающая, непривычно-уютная, даже более домашняя, чем у Ниндзи — ее родители предпочитали стиль хай-тек, и вся квартира блестела стеклом и хромом. Да и разговор по телефону — он тоже чем-то зацепил юного бандита, почему-то провоцировал на иррациональное доверие к странному человеку, звонящему по вечерам незнакомым людям для того, чтобы «поболтать о жизни».

Сложись хоть что-то иначе, Стас никогда не стал бы откровенничать с человеком, которого знал несколько часов. Но вероятностям было угодно сложиться именно таким сложным, противоречивым узором, а расслабленное сознание юноши и это согретое, разморенное состояние, усугубленное коньяком, всего лишь послужили последней каплей в и без того переполненной чаше.

Ему было всего пятнадцать. И, как ни странно, он так и не успел превратиться в жадного и беспощадного звереныша, каковыми были девяносто пять процентов его сверстников, по той или иной причине оказавшихся в кошмаре, именуемом Свободным городом. Стас и сам не мог никогда подумать, насколько же он изголодался по простому и искреннему человеческому участию, по пониманию и спокойной, молчаливой поддержке… Ему было всего пятнадцать, и он все еще оставался в чем-то ребенком, ребенком, который хотел любви папы и мамы, который жаждал дружеского тепла и ласковой, доброй улыбки просто так, потому что он есть. Маленький волчонок Стек, скалящий клыки на всех, кто только осмелится подойти слишком близко, ушел куда-то вглубь сознания, уступая место уставшему, испуганному, замерзшему не столько физически, сколько душевно мальчишке. Мальчишке, который просто хотел быть кому-то нужным не «потому что», а «просто так».

Он захлебывался чаем, даже не отследив, как Вениамин Андреевич встал и снова наполнил его кружку, он захлебывался словами, не обращая внимания на то, что говорит о таких вещах, о которых поклялся никогда и никому не обронить ни слова, он захлебывался слезами, не помня о том, что всегда презрительно усмехался при виде плачущего человека, говоря, что слезы — это для слабаков… Он был сильным, он стал сильным — слишком сильным для своего возраста, и слишком не в том сильным.

Когда Стас закончил рассказ о своей не слишком-то длинной, но чрезмерно богатой на горькие события жизни, за окном уже забрезжил рассвет.

— Вот так вот, — зачем-то сказал он через несколько минут после того, как рассказ закончился, и в комнате повисла густая, почти осязаемая тишина. Юноша не столько хотел подвести итоговую черту, сколько желал просто прервать это тягостное молчание. — Вы еще не жалеете, что приютили бездомного бандита и убийцу? — добавил он с вызовом в голосе.

Вениамин Андреевич вздохнул — очень тяжело, но как-то почти с облегчением.

— Ну какой из вас убийца, Стас? — на губах инженера на секунду мелькнула усталая улыбка. — Вам просто не повезло, но вы сумели не опустить руки, не сдаться, не сломаться, и даже больше того — вы сумели не стать таким же зверем и нелюдем, как большинство… гм, жителей района трущоб. И пусть даже вы в шаге от того, чтобы сломаться и стать такими же, как они, но вы все же пока еще держитесь. Значит, у вас есть шанс.

— Это почему я в шаге? — подозрительно поинтересовался Стас.

— Наркотики, — коротко и емко отозвался инженер, его взгляд стал жестче. — И не говорите мне, что этот ваш легкий галлюциноген — ерунда и вообще не хуже сигарет. Наркотик и есть наркотик. Одно вам скажу: если вы не откажетесь раз и навсегда от этой дряни, то вы — конченый человек. У наркоманов нет будущего.

— Джамп — это единственная возможность почувствовать себя счастливым, — тихо проговорил Стас. В глубине души он был полностью согласен с Вениамином Андреевичем — в конце концов, сколько молодых парней загибалось от наркотиков в трущобах, сколько окоченевших трупов, возле которых валялся шприц или трубочка из бумаги, он видел в подвалах и на стройках, и скольких его знакомых однажды просто не стало. И многие из них начинали с ерунды — с джампа, с «глюколес», с «травки» — а потом уже не могли без нитаспана и ноктса.

— Ошибаетесь, молодой человек. Этот ваш джамп — всего лишь самый простой способ обмануть себя и уйти от реальности — и заодно не самый простой, но не менее действенный, чем пуля в висок, способ покончить с жизнью. А возможностей стать счастливым гораздо больше, чем вам сейчас кажется.