Graham McNeill - Отвергнутые Мертвецы

Эту секцию "Онейрокритики Альчера Мунди" заполняли огромные скрипучие стеллажи, которые возносились вверх на сотни метров, в то же время расходясь лучами от центрального узла. Здесь были руководства по истолкованию, дневники с записями грёз, учётные журналы виде́ний и множество книг по общепринятой астропатической системе образов. Тут же находился и полный архив сообщений, которые циркулировали между Террой и остальной Галактикой, который содержал все до единой передачи, принятые и отосланные Городом Прозрения.

По книгохранилищу зелёными призраками блуждали многочисленные сутулые астропаты, которые стремились внести ясность в свои виде́ния. Телепаты более высокого ранга занимались добавлением одобренных накануне символов в постоянно растущую коллекцию. Каждое новое вливание санкционировалось Артемейдонсом Юнем, смотрителем этого бесценного хранилища. Афина видела, как дородный старый телепат шаркает между стеллажами с гроздью подпрыгивающих люм-сфер в руке и свитой затюканных помощников за спиной.

Афина двигалась вокруг центрального узла, пока не почувствовала присутствие Сарашиной, обнаружившейся в секции, посвящённой природному символизму. Она полетела к своей бывшей наставнице, и та подняла голову при её приближении. Хотя астропаты и были лишены обычного зрения, их ясновидение позволяло им воспринимать окружающий мир ничуть не хуже зрячих людей.

– Афина, – сказала Сарашина, улыбаясь с неподдельной теплотой. – Ты как?

– Измучена и утомлена, – ответила Афина. – Разве астропат может чувствовать себя по-другому?

Сарашина понимающе кивнула. Афина уловила краткую вспышку сострадания, и подавила злость, вызванную жалостью Наставницы.

– Ты пришла поговорить со мной о Кае Зулэйне? – спросила та, игнорируя резкий тон Афины.

– Нет, хотя его разум искалечен, Трон тому свидетель.

– Непоправимо?

– Трудно сказать наверняка, – ответила Афина. – Зулэйн крайне нерасположен к работе, из-за чего страдает пси-хворью, но я думаю, что смогу привести его в себя.

– Если ты здесь не для того, чтобы обсуждать Кая, тогда что тебя беспокоит?

– Мне было указание насчёт X Легиона, – сказала Афина. – Прямо после того, как я виделась с Зулэйном.

Сарашина указала на конец стеллажа, который был дальше всего от центрального узла. Там находилось множество столов для чтения и информационных машин, которые были распределены вдоль изогнутой внутренней стены башни. Сарашина, уловившая смятение Афины, выбрала пустое место вдали от астропатов, изучающих книги и манускрипты с тактильным шрифтом.

Афина, подлетев вслед за Наставницей, выложила на стол свои учётные журналы грёз.

– Это указание, – сказала Сарашина. – Ты зарегистрировала его в Коллекторе?

– Ещё нет, я хотела сначала поговорить с вами.

– Ладно, но после этого зарегистрируй его немедленно. Ты знаешь цель операции X Легиона?

– Конечно, – сказала Афина. – И это пугает меня до чёртиков, поскольку я не думаю, что это указание в прямом смысле этого слова.

– То есть?

– Я не считаю, что это предвидение будущего. Думаю, это происходит прямо сейчас .

– Расскажи мне о том, что ты видела, – сказала Сарашина, – и не пропускай ничего.

– Я находилась в выжженной солнцем пустыне, когда увидела, что из песка вырастает обсидиановая статуя. Это был мускулистый человек в нагруднике из шлифованного железа, прикованный к скале. Его кулаки покрывало серебро, и на одном из них сидел сокол с янтарными глазами, оперением цвета океанской зелени и кривым клювом.

– Со статуей всё достаточно очевидно, – сказала Сарашина. – Прометей.

Афина кивнула. Этот титан из древнего мифа символизировал веру в человечество, которая стояла выше, чем даже приказ бога. Его образ был общепринятой визуальной метафорой, которую астропаты использовали для представления примархов. Серебро латных перчаток статуи окончательно подтверждало личность.

– Да, Феррус Манус, – сказала Афина. – Примарх Железных Рук.

– Итак, что произошло в этом виде́нии?

– На солнце упала тень, я посмотрела вверх и увидела, как его сияющий лик затмевает мраком, пока он не стал похож на планету, покрытую чёрным зернистым песком. Это новый символ, но я навидалась его в последнее время.

– Исстван V, – сказала Сарашина.

Афина кивнула.

– Как только солнце почернело, статуя Прометея рванулась из цепей, которые удерживали её рядом со скалой. Сокол поднялся в воздух, металлические звенья разлетелись, и в кулаке исполина возникло огненное копьё. Статуя бросилась вперёд и метнула дротик в сердце чёрного солнца. Его наконечник ударил в самый центр, породив каскад ослепительных искр.

– Это хорошее знамение для флота лорда Дорна, – заметила Сарашина.

– Я ещё не закончила, – сказала Афина.

Она сделала глубокий вдох и продолжила:

– Статуя уничтожила солнце броском своего копья, но я видела, что она оставила позади себя существенную часть составляющего её вещества. Глыбы обсидиана так и остались висеть прилипшими к скале, и я поняла, что исполин атаковал преждевременно, не вложив в удар всей своей силы. Затем статуя провалилась в песок, а сокол прилетел обратно. Он поглотил глыбы обсидиана и затем поднялся в воздух с криком триумфа.

– Это всё? – спросила Сарашина.

– Это всё, – подтвердила Афина, постукивая по учётным записям своих грёз. – Я сверилась со своей Онейрокритикой, и меня смущает получившееся истолкование.

Сарашина протянула руки и согласно кивнула, когда её пальцы заплясали над рельефными словами и символами.

– Феррус Манус всегда был импульсивным, – сказала она. – Он несётся к Исствану V, чтобы нанести смертельный удар по мятежникам, обогнав своих братьев и значительную часть своих войск.

– Да, но что меня беспокоит, так это хищник с янтарными глазами, – сказала Афина.

– Сокол имеет первостепенную важность, – согласилась Сарашина. – Его очевидный смысл вселяет тревогу. Части, брошенные Феррусом Манусом, будут уничтожены. Каким другим образом ты интерпретируешь сокола?

– В большинстве культур это символ войны и победы.

– Что само по себе ещё не повод для беспокойства. Так почему же ты встревожена?

– Вот, – сказала Афина, раскрывая рукой-манипулятором самый первый том своей Онейрокритики и разворачивая его кругом. Пальцы Сарашиной непринуждённо заскользили по страницам, и по мере их продвижения по оттиснутым на них словам её безмятежное выражение сменялось хмурым видом.

– Это древнее поверье, – сказала Сарашина.

– Я знаю. Многие божества, почитаемые этими исчезнувшими культурами, изображались хищными птицами, которые символизировали их боевую доблесть, и это только подтверждает более очевидный символизм. Но я помню текст отпечатка-фроттажа, снятого с мраморной скульптуры, которую консерваторы обнаружили всего год назад в обломках улья – того самого, что обрушился в Нордафрике.