Алексей Барон - Третье пришествие

После нескольких технических задержек наконец стартовал сверхтяжелый российский колосс «Энергия» с кошмарным грузом в двадцать две мегатонны. Это были мегатонны последней надежды, поскольку до столкновения оставалась неделя времени и пара слабых попыток: европейский «Ариан» да японская ракета с американской боеголовкой.

Штаб наших военно-космических сил раздирали противоречия. Половина офицеров считала, что, поскольку канал не очищен от осколков, боеголовку придется взорвать еще на подлете, иначе ее можно потерять вообще без всякой пользы. Оппоненты возражали, что толку от такого взрыва — ломаный шиш, все равно что и нет его вовсе, поэтому следует рискнуть, попытаться довести дело до конца. После страшных колебаний горячий кавказский человек Туманян решился идти ва-банк. Я видел его за сутки до взрыва, он напоминал сильно постящегося святого, килограммов с него осыпалось — будь здоров. Однако взрыв произошел. И в расчетное время. Мне потом рассказывали, что штабные полковники качали отощавшего шефа на руках. Как мальчишки футбольного тренера.

Но расчеты расчетами, а всем хотелось подтверждений. Между тем, еще не прозрев от предыдущего взрыва, «Региомонтан» ослеп заново, — сработала очередная боеголовка.

Выручили радиоастрономы. Они яростно обменивались доводами всю ночь на 19 мая. А под утро доложили, что ТЧ скорее раскололась, нежели уцелела, чем вызвали бурю сарказма в свой адрес. Совершенно напрасного, как выяснилось. Вскоре на месте Темной Части понемногу проступили целых три отдельных куска. Более того, траектории двух из них проходили выше Северного Полюса. Всего в семи тысячах километров — очень близко, совсем рядом. Но — мимо!

А вот третий, самый крупный из обломков, обладавший наибольшей инерцией, тот по-прежнему падал. И с этим уже ничего нельзя было поделать. Упорная попалась каменюга. Все мегатонны Земли ее только обтесали, но окончательно раздолбать безмозглый стоун так и не удалось. Тарас уже не твердил, что время есть. Правда, и необходимости в этом не имелось. Кто мог, тот свое дело и без того делал. Как мог.

Шло великое переселение народов. Уже с Британских островов, Ютландского полуострова, с Атлантического побережья Франции. В горы Скандинавского хребта поднималось население Норвегии. Подальше от Балтийского моря уходили немцы, поляки, литовцы, латыши, эстонцы, финны. Россия проводила эвакуацию Калининградской области, Выборга, Петербурга. А по другую сторону океана миллионы машин увозили канадцев и американцев в глубь континента.

Ветер гонял мусор и катал алюминиевые банки по опустевшим улицам сотен городов. Дороги превратились в безнадежные автомобильные болота. Их чистили танками. Примерно за двое суток до катастрофы полиция утратила контроль над потоками. Поездов и самолетов не хватало. Границы перестали существовать. Военные грузовики пробивались по бездорожью, перевозя беженцев в относительно безопасные места. Однако людей все еще оставалось слишком много. Большинство из них бросало бесполезные машины. Шли пешком, стараясь максимально удалиться от страшного берега.

Впрочем, спешили не все. Опережая океанские волны, по оставленным городам катилась волна мародерства. Потерявшие человеческий облик, отупевшие от избытка алкоголя субъекты тащили все, что подворачивалось под руку. Куда, зачем, для чего? Их снимали самые отчаянные из телерепортеров. Нашлись и безумцы, призывавшие покорно принять волю Господню. Вот вопрос: почему в критические моменты мы способны так легко отказаться от своего разума, для появления которого потребовались миллиарды лет эволюции? Наверное, процесс еще не закончен. Требуется умнеть дальше. Если для этого будет время.

За сутки до «часа X» Тарас объявил по всей европейской части страны чрезвычайное положение. Высшее руководство спустилось под землю. Среди прочих в кремлевский бункер был вызван и я.

Клетушка называлась «бытовым помещением № 117» и весьма напоминала тюремную VIP-камеру — с холодильником, телевизором и милым унитазиком за стыдливой ширмочкой. Здесь я задерживаться не стал. Бросил сумку на кровать, снял плащ и прямиком отправился в командный центр.

По винтовой лестнице, прорезавшей толстое бетонное перекрытие, спустился на этаж ниже и оказался в коридоре с традиционной кремлевской дорожкой. Одним концом этот коридор упирался в тамбур перед командным центром, а другой скрывался за полиэтиленовой завесой. Оттуда, из-за пыльных полотнищ, доносился шум компрессора и отбойных молотков. В пожарном порядке там готовили помещения для небольшого реактора мощностью в 50 мегаватт. Хотя и запоздало, Тарас все же внял моим советам и решил обзавестись источником энергии, не требующим воздуха.

Миновав несколько дверей, ведущих в другие правительственные «бытовые помещения», а также три поста весьма строгих часовых, я достиг командного центра президента. А меня достиг звонок Димы.

— Камень здорово уменьшился. Конец света откладывается, шеф, Гоминиды на этот раз выживут. Особенно в Китае.

— Хорошая новость, — усмехнулся я. — А в чем же плохая?

— А в том же. Камень все-таки большой. Так что мало не покажется. Особенно Европе.

В обширном сводчатом помещении светились компьютеры. Здесь были подготовлены рабочие места для членов кабинета министров и совбеза. Однако многие пустовали, поскольку министры-силовики имели собственные бункеры. По понятным причинам отсутствовали начальник Генштаба, глава МЧС и командующие родами войск. Зато перед своим столом топтался премьер Нестор Иванович Некумыкин в пестром, съехавшем набок галстуке. Он раскладывал кипу бумаг и что-то бормотал.

— Здравствуйте, Нестор Иванович, — сказал я.

Премьер Некумыкин, по прозвищу Ниньзя Низя, глянул на меня поверх шпионских дымчатых очков и кивнул.

— Вот, — сказал он. — Выражаясь коряво, дожились перед концом света.

Я кивнул. Да, коряво. Однако не ново. С давних пор чуть ли не каждого второго российского премьера поражало фатальное косноязычие. Как ни странно, это не мешало им исполнять обязанности. Напротив, роднило с народом и кормило батальоны юмористов. К этому изрядно попривыкли, люди с нормальной речью у нас долго правительство не возглавляли. Либо в отставку уходили, либо в президенты выбивались.

— Вы прогнозируете уцелевание последствий? — загадочно спросил Некумыкин.

Я знал, что отвечать нужно рублеными, но заковыристыми фразами. В его же стиле, упоительно свободном от синтаксических оков.

— Частично. По мере вызревания фондов сверху вниз, — осторожно выразился я.

Услышав слово «фонды» премьер нахмурился.

— С этим почти низя. Кобыла сдохнет.