Владислав Выставной - Штука

– Жалость… – тихо сказал я.

Перед моими глазами вдруг возник тот далекий дом ребенка, наполненный несчастными детьми и не очень счастливыми взрослыми. Теми, чьими слезами хочет торговать этот любитель побаловать свой круглый живот. Мне стало невероятно тоскливо. И противно.

– Жалость? – повторил Тостопуз. Лицо его выражало глубокомыслие. – Думаю, мы придумаем более коммерческое название. А пока будем называть просто – «продукт»

– Как скажете, – сказал я. – Только как я могу вам помочь? Я не очень-то знаком с технологиями…

– Это ничего, – заверил Толстопуз. – Ваши друзья знакомы с ними. Или же им известно, кто именно в курсе дела. Поймите: мы не хотим вытаскивать из вас информацию по крупицам. Потому и просим убедить ваших товарищей ускорить процесс. Один мой хороший знакомый утверждает, что вы – большой авторитет в Клане…

– Хороший знакомый – это Тихоня? То есть, Тихон?

– Именно. Итак, я рассчитываю на вашу помощь… – гостеприимный хозяин произвел радушный жест, словно воздавал почести древнему богу Солнца.

Я деликатно улыбнулся в ответ. Не били морду – уже хорошо. Покормили – еще лучше.

В общем, казалось бы – классическая тактика «плохого и хорошего полицейского». Однако что-то подсказывало, что в этой системе методичного подавления личности есть брешь.

И эта брешь – я.

Я, все же, недооценил врага. Мой сытый и пьяный вечер был подпорчен: меня снова отправили в «одиночку».

Не знаю, в чем заключался смысл этого. Возможно, наблюдателям не понравились наши разговоры. Вполне искренние и правдивые, они могли показаться обменом шифрованной информацией. Кто их знает этих параноиков-контрразведчиков?

Но мне, действительно, очень хотелось обсудить необычный разговор с друзьями.

А теперь получалось следующее: я дал согласие сотрудничать, и теперь это будут использовать как аргумент в беседах с остальными. Конечно, я все им потом объясню…

Но почти наверняка меня выставят подлецом. Черт, это же обычная практика – «разделяй и влавствуй!» Перессорить нас, ослабить, кого взять на испуг, кому подсунуть «банку варенья и корзину печенья» – и все ради того, чтобы несчастные люди стали еще несчастнее.

Потому, что теперь даже их слезы перестанут принадлежать им. Их нальет в свой бокал и удовольствием выпьет обладатель большого лоснящегося брюха…

…Мне было вполне сносно постелено, но я не мог уснуть. Ворочался с бока на бок, пока, наконец, не решился.

Я поднял голову кверху – где-то там прятались равнодушные камеры и микрофоны.

– Полковник, мне нужно срочно поговорить с вами….

– Ну? Что у вас? – полковник был мрачен, глаза – красные, заспанные.

Ему явно не понравится, если окажется, что разбудили его по совершенно незначительному поводу. Поэтому стоило быть как можно убедительнее.

– Я сегодня встречался с вашим коллегой, – доверительно сказал я. – С Альбертом…

– Я знаю, – сказал, закуривая, полковник. – Дальше!

– Мне кажется… – я сделал многозначительную паузу. – Вас хотят кинуть.

Полковник равнодушно курил.

– Знаю, – сказал он. – Что еще?

Так… Приехали. Экий непрошибаемый тип! Все он знает.

Я чувствовал, что попал, как говорится, впросак. Лажа получается, господа хорошие. Казалось бы – идеальный вариант: поссорить две враждебные стороны, чтобы под шумок смыться…

А теперь самому придется выворачиваться из подставленной другому ловушки…

– Ну… Я думал – не знаете, – проговорил я. – И то, что Тихоня вами манипулирует – тоже знаете?

– Я – контрразведчик, – лениво сказал полковник, окутываясь едким дымом. – Я таких манипуляторов, знаешь, сколько скрутил… Пусть себе пока манипулирует. Главное, чтобы ты, дружок, в эти игры не лез. Я ведь вижу, что у тебя на уме…

Мне стало страшновато. Будто полковник действительно читал меня насквозь. Я знал, что это не так, что приемчик-то, как раз, рассчитан на слабаков. Но ощущение, все равно, не их приятных…

Но у этого непробиваемого человека обязательно должна быть слабинка. Ведь не только слабость – аннигиляция силы, но и наоборот…

– И все-таки, он вас кинет, – насуплено произнес я. – Да черт с вами – он ведь и родину продаст. Сам сказал, что будет продавать «продукт» любому, кто заплатит…

– Так… – деревянно произнес полковник, но я почувствовал, что нащупал «мягкое».

– Ведь вам не «по барабану» национальная безопасность? – сказал я. – А ему – все равно. Вы думаете – у вас все под контролем, а он «продукт» на Запад толкнет, или еще хуже. Представляете, если нам нашим же «продутом» – в затылок!

– А ты, парень, фантазер… – спокойно сказал полковник, но я уже заметил в его глазах некоторую отстраненную задумчивость.

Неужели – попал?

Даже в жадном до наживы и власти офицере нашлось место кусочку патриотизма. Или даже не знаю… О чем он подумал? Может, и не о Родине в целом – слишком уж это абстрактное понятие.

Но может у него семья? Мать, жена, дети, наконец! Даже негодяи любят своих детей, и более того – негодяи отчего-то особенно обожают собственное потомство.

И негодяй, мыслящий как контрразведчик, вполне может соотнести собственные интересы с интересами государства.

– Ладно, свободен! – недобро сказал полковник.

Похоже, что своей «ценной информацией» я принес ему лишнюю головную боль. Зато «супергерой» внутри меня прыгал от восторга, и эту ночь я спал счастливым сном победителя.

Мои смелые опыты над психологией полковника не прошли безнаказанно. С утра начались последствия.

За решеткой окна еще толком не рассвело, когда за мной явились двое. Надели наручники, про которые я уже и думать забыл, потащили куда-то по бетонному лабиринту.

Все эти переходы были настолько запутаны, что я не мог составить в голове более-менее достоверную топографию нашего «Алькальтраса». Поворот менялся длинным коридором, время от времени мимо проплывало окно – как правило, замазанное до середины белой краской.

Вскоре мы оказались в небольшом глухом помещении без окон, которое разительно отличалось ото всех, в которых уже довелось побывать. Наверное потому, что здесь хорошо поработали над отделкой. Вместо тошнотворной зеленой краски и грубой побелки – добротные пластиковые панели на стенах, матовый потолок, искусно скрытые источники света. И двери из полупрозрачного стекла, за которыми двигались неясные тени. Сразу вплыли ассоциации то ли с больницей, то ли с таинствами производства современной электроники.

Один из конвоиров подошел к такой двери, чиркнул рядом с ней пластиковой картой: на уровне ручки ненавязчиво мигал небольшой приборчик с прорезью. Щелкнул электронный замок, конвоир открыл дверь.