Михаил Белозеров - Возмездие теленгера

До самого Петрозаводска ничего примечательного больше не произошло. Правда, Телепень чаще обычного смотрел в окно, а когда за ним мелькало море с белыми облаками, то вообще приникал к стеклу и пялился во все глаза, стараясь уловить момент, когда море исчезнет. Но море, естественно, не исчезало, и Телепень, устав, прикорнул у стенки вагона и уснул. А когда проснулся и обнаружил, что море все еще на месте, высказался следующим образом:

– Умные люди, однако, придумали, что Земля круглая. Мать моя женщина! – подумал он и добавил: – Мудрено сотворено!

– Конечно, круглая, – подтвердил Костя, показывая на «Справочник молодого моряка» с нарисованным на обложке земным шаром.

– Почему? – Телепень отнесся к справочнику с большим подозрением, считая, что все в жизни надо пощупать своими руками, а потом только верить.

– А потому, что если бы она была плоская, как ты говоришь, то мы разглядели бы противоположный берег моря. И даже отсюда могли бы увидеть Москву.

На это Телепень ничего возразить не мог, а только еще крепче задумался, сопоставляя очевидные противоречия, но у него ничего не получалось.

– Ты ему больше ни о чем таком не рассказывай, – посоветовал Чебот со смехом, когда они от нечего делать вышли в заплеванный тамбур, – а то он еще свихнется.

* * *

Народ, который ехал в купейном, лишний раз носа в коридор не высовывал, а если и высовывал, то шмыгал мышкой – быстро, юрко, как тень. Было такое ощущение, что все чего-то боятся, все с тревогой поглядывали в окна. Костя старался не обращать на них внимания. Больше всего его поразил туалет с железным умывальником и стульчаком. После этого мир, в который он стремился, представился ему еще более привлекательным, наполненным всякими чудесами. Сколько же в нем всего таится, думал он в предвкушении неизведанного, и жажда познания все больше овладевала им. В такие мгновения ему казалось, что он может сделать в жизни что-то большое, значимое. И это ощущение наполняло его одновременно и гордостью, и тревогой.

Когда стали подъезжать к городу, к ним пришел дядя Илья, подтянутый, в выцветшей железнодорожной фуражке, в рубашке и кителе, который он отчистил от куриных перьев и соломы:

– «Плазматрон» выдаст вас с головой. Я такого оружия сроду не видал. Ясно, что оно непростое и принадлежит кайманам, поэтому вы его обмотайте тряпками или вообще спрячьте, оставьте у нас, от греха подальше. Потом заберете. На кой леший оно вам сдалось в городе-то? Твой пистолет тоже надо убрать, – дядя Илья показал на желтую кобуру, – а то за версту видно, что ты его слямзил у кайманов. Нож спрячь, – посоветовал он Чеботу, – нечего гусей дразнить. А вот «тулку» оставьте, выдадите себя за охотников. Дам я вам пару рябчиков да утку. Продадите на базаре, сегодня как раз воскресенье, торговый день.

– А этот самый… базар далеко? – спросил Костя.

Боязно ему было идти в город, как-никак, место неизведанное. Хорошо хоть втроем, а не один, подумал он.

– В центре, не промахнетесь, – заверил дяди Илья. – К нему все дороги ведут.

Договорились, что если через три дня они не появятся или не дадут о себе знать, то состав уходит назад в деревню.

– А приду я через две недели, – сказал дядя Илья. – Припасов на первое время дам, а потом, если застрянете дольше, сообразите сами. Не маленькие уже. – И подмигнул Косте, давая понять, что он помнит об их разговоре и что ключ к его тайне лежит в городе. Только где его найти?

Костя вышел проводить его в тамбур.

– Ну, а где искать людей, которые о тебе знают, даже подсказать не могу, – озабоченно почесал затылок дядя Илья. – На рынке потолкайтесь, но осторожней. Город это. Шпаны полно, особенно по окраинам, и вообще… Так что лишний раз варежку не разевайте. Ты старший, поэтому думай за всех троих. Чуть что, сразу же бейте в дыню, чтобы смелость показать, а лучше ноги в руки и бегите.

– Спасибо, дядя Илья, – сказал Костя, протягивая ему «плазматрон». – Спрячьте у себя.

– Ну ладно, с Богом, – вздохнул дядя Илья и добавил: – Запомни, если передумаете, то я еще буду три дня стоять, а в четверг утром уйду.

– Спасибо, – еще раз поблагодарил его Костя, чувствуя, что в сердце у него поселилась тревога, а зубы начинают ныть, словно он их застудил.

Начался пригород – пустынный, с огромными, как показалось Косте, домами, с разноцветными дивными автомобилями, брошенными на улицах, с выгоревшими кварталами, памятниками и еще с какими-то сооружениями непонятного назначения. За крышами и деревьями под голубым небом и ярким солнцем то и дело мелькала озерная гладь. Чудно все, думал он, такой огромный мир, а я сидел в деревне. Надо бы Верке все это показать, вот удивится.

– Гляди, гляди! – орал Чебот, тыкая пальцем в стекло и показывая на очередную пяти– или девятиэтажку. – Как соты у ос. Неужто в них люди живут? Как они наверх лазают?

– Жили… – поправил его Костя, который давно обратил внимание, что людей в городе раз-два и обчелся и что они шныряют опасливо, как тараканы, да и вид у домов нежилой, заброшенный, кое-где даже с провалившимися крышами и с выбитыми стеклами в окнах.

– А это?.. Это что?.. – Телепень смотрел, раскрыв рот, на проплывающую где-то в облаках телевышку. – Мать моя женщина…

Чебот тоже засматривался, но так, чтобы никто не мог уличить его в невежестве, и поглядывал на Костю, как тот оценит вновь увиденное.

Костя был потрясен не меньше них. В самых смелых его фантазиях областной центр представлялся ему чем-то вроде деревни, но только очень большой, с длинными-длинными улицами, чуть ли не до горизонта, и почему-то с огромными трубами, из которых валил дым, наверное потому, что зимой в избах всегда было прохладно, особенно по утрам. А здесь такие дома, и все разные, а главное – каменные, высокие, с колоннам и без оных, с балконами, с не по-северному огромными окнами и большими парадными. А дороги – ровные и гладкие, как стекло, убегающие к озеру Онега. Сколько же такой город строить надо? Лет сто, не меньше. Вот что значит цивилизация, думал он с завистью ко всем тем, кто возвел такое чудо и жил в этом удобном и прекрасном месте.

Потом из-за деревьев выплыл вокзал с куполом и шпилем – монументальный, как огромный сарай, и тотчас еще более яркие воспоминания, словно давний сон, проснулись в Косте. Ему показалось, что он когда-то уже видел этот город – огромный, шумный, и ходил с родителями по его улицам, и они вместе обедали в доме с бархатными шторами на окнах. Больше ничего вспомнить он не мог, ни деталей, ни куда они шли и зачем. А еще он помнил, что у них была такая штука, по которой можно было, приложив к уху, разговаривать с кем угодно. В памяти всплыло слово – телефон. Вот бы поговорить с Веркой, подумал Костя, испытывая одновременно тревогу и сладостное чувство новизны ощущений.