Михаил Белозеров - Возмездие теленгера

– Потому что иначе, – объяснил Дядин, – система «мертвая рука-два» давно сработала бы и заводы на востоке уже не дымили бы. А перед нами стоят две задачи: активизировать систему «мертвая рука-два» и с помощью «сопротивления» захватить власть в стране. Правда, от той страны осталось…

И Косте показалось, что старик едва не заплакал.

– А теперь идите спать! – приказал Дядин и отвернулся. – Идите! Идите!!!

* * *

Они провалялись до полудня следующего дня, а когда Костя проснулся, то был ни болен и ни здоров, правда, вместо кирпича в желудке осталась маленькая галька, но голова была по-прежнему тяжелой и плохо соображала. Солнце светило в открытое окно, и кто-то ходил по огороду, приговаривая:

– Ах вы мои хорошие, а вы мои пеструшки, неситесь на радость мне… неситесь…

Костя осторожно поднялся, оберегая голову, как пасхальное яйцо, и выполз из комнаты. Чебот лежал на диване, и рот у него был открыт, над ним вились мухи. Телепень же свернулся калачиком и спал на полу на толстой перине, из-под одеяла торчали только грязные пятки.

Захар Савельевич бродил по двору в огромных семейных трусах, в руках у него было лукошко, полное яиц.

– Ох и здоровы вы спать! – обрадовался он, увидев Костю. – Я сам, глядя на вас, дрых до третьих петухов.

– Какой сегодня день? – спросил Костя, поливая голову из рукомойника.

Ему показалось, что с тех пор, как они попали в город, прошла целая вечность, и он уже тосковал по Верке Пантюхиной.

– Понедельник, – сообщил Дядин. – Яичницу будешь?

– Не-е-т… – ответил Костя, держа голову так осторожно, словно она была надтреснута, – я бы чаю попил.

Боль немного отпустила и тут же взялась за старое, да так, что сделалось еще хуже – голову словно обручем стянуло.

– Чаю так чаю, – все понял Дядин и пошел в горницу, как будто ему было все равно, умрет Костя или нет.

Нет, догадался Костя, не все так просто. Зависит он от меня. Зависит. Это точно. Очень сильно зависит. Только где искать эту систему «мертвая рука-два», одному Богу известно.

Через минуту из трубы над избой пошел дым. Костя присел на лавочку под окошком, стараясь держать голову прямо, и поклялся, что больше никогда-никогда не будет пить. По крайней мере, не буду мешать водку с пивом, а то себе дороже. Даже мысли о Верке Пантюхиной не отвлекали от боли. А о Верке Костя готов был думать часами. Нравилось ему о ней думать. На душе становилось спокойно и уютно, и от этого Верка делалась еще роднее. И так ему стало тоскливо, что хоть бери ноги в руки и беги назад, в деревню Теленгеш, без оглядки.

– Ты вспомнил, куда идти-то? – спросил Дядин, выглядывая из окошка и протягивая ему огромную кружку с чаем.

– А?.. В каком смысле?.. – Костя словно очнулся.

Он повернулся всем телом и тяжело вздохнул. Сам заварил кашу, сам расхлебывай, и Верки как не бывало. Он вдруг вспомнил, какую ответственность возложил Захар Савельевич на его плечи, и утро показалось ему окончательно испорченным. Город сделался чужим и опасным, в сто раз опаснее, чем деревня Чупа или перевал Семи братьев.

– Ты должен был вспомнить, где находится эта самая система «мертвая рука-два», – наставительно сказал Дядин и внимательно посмотрел на него: мол, понимаешь ты или нет? – Недаром же я тебе вчера рассказывал.

– Недаром… – понуро согласился Костя, придерживая голову двумя руками, потому что ему казалось, что она налита расплавленным свинцом, который норовит расплескаться от неосторожного движения. – Но я ничего не помню, – пожаловался он.

– Что, совсем-совсем ничегошеньки? – спросил Дядин, намеренно не замечая, как он мучается.

– Ничегошеньки, – подтвердил Костя, готовый провалиться от стыда сквозь землю.

– А по сторонам горизонта смотрел?

– Смотрел… ходил по огороду, но ничего не почувствовал, – в жутком смущении сознался Костя и еще пуще покраснел, хотя никогда не замечал за собой такой привычки.

Боль сделалась невыносимой. А еще ему стало ужасно неудобно перед Захаром Савельевичем за то, что не оправдал его надежд. Человек меня столько лет ждал, а я, как последний лопух, ничего не помню, даже не имею понятия, о чем надо вспомнить.

– Ну ничего, ничего… – успокоил его Дядин. – Вспомнишь еще. Вспомнишь, куда ты денешься!

– Да я всей душой… – стал извиняться Костя, – только…

– Я же говорю, ничего страшного, – остановил его Дядин. – Попей чайку, поешь яичницу. Самое главное, не напрягайся. Ведь вложили в тебя информацию? Вложили. Значит, надо просто вспомнить.

– Наверное, вложили, – согласился Костя из последних сил. – Я все вспомню, Захар Савельевич, – пообещал он. – Чуть-чуть оклемаюсь и вспомню, вот ей-богу!

– Ну вот и отлично! – бодро подытожил Дядин. – Посиди во дворе, погрейся на солнышке, а я сейчас…

Костя стал пить чай. Собака по кличке Тузик обрадовалась его обществу и принялась ласкаться, подсовывая под ладонь морду. Тихо было в городе. По небу плыли белые-белые облака, и ветер был теплым и ласковым, совсем как у них в Теленгеше.

Появился Дядин, одетый, в начищенных башмаках, и деловито сказал:

– Я в город сбегаю, ты парней-то буди, нечего дрыхнуть, а когда приду, мы сообща что-нибудь придумаем.

– Хорошо, – кивнул Костя с облегчением.

Дядин закрыл за собой калитку и ушел. Костя достал дневник старшего лейтенанта Брагина и принялся читать. Читать ему совсем не хотелось, но постепенно он увлекся.

* * *

А между тем старший лейтенант Брагин писал:

«22.05.2041

Полночь. Двигаемся с крейсерской скоростью семьдесят километров в час. При таком темпе мы дойдем до границы с Польшей самое позднее к раннему утру. В Ляхове остановились только на пять минут. Это уже Беларусь. Я даже не заметил, как пересекли границу. Над головой порой пролетают вертолеты и уносятся вдаль, а в остальном все спокойно. Даже поспал полчаса. Проснулся оттого, что стоим. Оказалось, что какой-то гражданский выехал на своем драндулете прямо перед носом колонны. Взвод охраны едва его не расстрелял, приняв за террориста. А у них приказ строгий: стрелять во все и вся, что приблизится на расстояние артиллерийского залпа. Постояли не больше пяти минут. Когда проезжали мимо, в свете фар на мгновение мелькнуло растерянное лицо пожилого мужчины. Хотелось спросить: «Что ты здесь делаешь, дядя?» Вряд ли он диверсант, а тем более шпион, потому что через три-четыре часа мир и так узнает о нашем существовании. А раз руководство страны приняло такое решение, значит, оно определилось с врагом. А ближайший враг для нас – НАТО в Европе. Вот мы по нему и бабахнем, по всей его ПРО, которую мы теперь не контролируем. Слухи о том, что нас купили по дешевке за должность генерального секретаря НАТО, похоже, оправдываются. Накануне пришла информация о том, что всех наших офицеров-контролеров в НАТО убили, а там мой кореш по институту – Славка Гусев. Не хочется верить, что он погиб. Забрал хотя бы одного пиндоса в собой или подло убили во сне? Стараюсь об этом не думать. Мы движемся к цели, чтобы исполнить свой долг перед Родиной.