Дмитрий Дашко - Зона захвата

– Спасибо, – поблагодарил он, ставя пустую кружку на стол.

– На здоровье, мил человек. На здоровье, – улыбнулся хозяин, однако цепкий взгляд выцветших с возрастом синих глаз вовсе не был таким располагающим, как улыбка. – Ну, теперь поговорим-покалякаем.

Интонация у старика была своеобразная. Говорил он слегка покровительственным тоном. При этом невольно создавалось ощущение, будто седой знает все, но намеренно не договаривает, как бы давая собеседнику шанс самому во всем сознаться.

– Кто ты, откуда, как сюда попал?

Взгляд старика, казалось, проникал в самые потаенные закоулки души.

– Я не знаю… Вернее, не помню, – виновато улыбнулся Андрей. – Я даже имени своего вспомнить не могу… Правда. Поверьте мне.

Старик ухватил зубами кончик седого уса, покусал задумчиво, продолжая сверлить собеседника взглядом потускневших глаз, помолчал. Наконец, когда пауза начала томительно затягиваться, сказал:

– Я думал, ты мне сейчас начнешь петь о том, что ты асмоловский, а никакой не дезертир. А ты: «Не помню, не знаю». Интере-есно… Я все понимаю: приложил Митяй тебя крепко, но вот так, чтобы все забыть… Мало верится. Скажи уже прямо: ты ведь из дезертиров, верно? Давно прячешься? На чьей стороне был? Повоевал хоть, нет? Или сразу убег, в самом начале войны?

– Как вас зовут? – спросил Липатов.

– Зови Степанычем.

– Степаныч, я правда ничего не помню, как отрубило, – со всей силой убеждения, на какую был способен, сказал Андрей. – Мне самому от этого жутковато становится. Вот вы говорите, что я должен сознаться в дезертирстве. Но как я сознаюсь или не сознаюсь, если не помню?!

– Лично я не сомневаюсь в том, что ты дезертир. Вот, считай. – Старик выставил крепкую ладонь правой руки с растопыренными короткими пальцами-сардельками. – Вид у тебя соответствующий. Раз. – Указательным пальцем левой руки он загнул мизинец на правой. – По болоту шел. Значит, след пытался оборвать, убегал от кого-то. Это два. – Безымянный палец последовал за мизинцем. – Пару автоматов у тебя нашли, одежду на спине простреленную с нестарыми следами крови на ней. Три. – Средний палец согнулся следом за двумя первыми. – Можно и еще насчитать, но и этого достаточно. Вот так-то, мил человек. Так что сам понимаешь – отпираться бесполезно. И главное, я не верю, что ты ничего не помнишь. Сколько бы ты ни хитрил с потерей памяти.

– Зачем же вы тогда мне помогаете? Сдайте властям, пусть они разбираются, кто я, откуда и что натворил.

– Власть здесь одна – я, – усмехнулся старик.

– Что же мне делать теперь? – спросил Андрей. – И где я нахожусь?

У него сложилось двоякое впечатление от собеседника. С одной стороны, нормальный такой дед. А с другой – властный, жесткий человек, способный поломать чужую судьбу и жизнь без малейших душевных терзаний.

– Находишься ты в деревне. Тут и побудешь пока, а там посмотрим.

В душе Липатова ворохнулось нехорошее предчувствие. Не понравился ему ответ старика.

«В деревне он, видите ли, находится. Посмотрит он потом. Ага».

Внутренний голос, пока не очень уверенно, но упрямо говорил: «Здесь опасно, добром это не кончится».

Андрей даже не предполагал, насколько близки его предчувствия к правде. Старик почти сразу для себя определил судьбу дезертира, – а в том, что это дезертир, он не сомневался ни секунды, – продать его Асмолову. Не воспользоваться такой возможностью просто грех. Взамен Роман Георгиевич отсыплет соли, муки, крупы гречневой. Много за одного не даст, но общине и это сгодится. Что делать с дезертиром, Асмолов уже сам решит. Искать такого никто никогда не станет. А если он еще и впрямь память потерял, тогда ему можно такого наплести! А потом использовать по своему усмотрению – хоть смертником.

Вариант с передачей неизвестного Маге Степанычем не рассматривался. Он искренне ненавидел этого «басурманина», от чьих притязаний деревню спасало лишь непроходимое, вернее, считавшееся таким среди бандитов болото. Асмолов, хоть и тоже не шибко славянских кровей, был предпочтительней. С ним Степаныч мог иметь дело.

Прошли сутки.

Липатова Степаныч поселил в своем доме. Чем опять вызвал двойственное ощущение: благодарность за гостеприимство и опасение, что держит при себе специально, для пригляда. Впрочем, это ощущение почти полностью растворилось в долгом сне без всяких сновидений. Даже в нем Липатов ничего не помнил о себе прежнем.

Когда Андрей открыл глаза и заставил себя встать с мягкого матраца на панцирной кровати с металлическими спинками и непременными набалдашниками в виде шишек, хозяин лишь усмехнулся в усы:

– Ну и горазд же ты спать, мил человек! Вспомнил что-нибудь, нет?

Вопрос прозвучал так, будто бы хозяин спрашивал: ну что, признаешься – память-то ты не терял, а?

Липатов виновато покрутил головой:

– Пусто, Степаныч.

– Это в горшке может быть пусто, а у тебя голова: хоть что-то да отложилось.

– Да не вру я. Если бы вспомнил, сказал.

Беспамятство уже начало Андрея по-настоящему беспокоить. Если поначалу боязнь подавлялась усталостью, то теперь страх все сильнее вытеснял остальные чувства. Кто он? Откуда? Как жить дальше в таком состоянии? Как с ним поступит Степаныч? С виду он простой, как три рубля, но что-то нехорошее в нем есть. Недаром внутренний голос твердит об опасности.

Ближе к вечеру дня пришла женщина, которую Степаныч назвал Настасьей. Она принесла чистую одежду.

– Это твое. Облачайся, – сказал хозяин.

Надевая камуфляжную куртку, Андрей натолкнулся глазами на две дырки в ней и тотчас поймал пристальный взгляд Степаныча. Нехороший был взгляд.

– Ступай, Настасья, – молвил старик.

Женщина молча кивнула и ушла, пряча глаза.

Липатов оделся и пошел во двор. Теперь, когда появилась одежда, ему хотелось как следует осмотреться. Вдруг это хоть как-то поможет восстановить память?

Когда он увидел ее во дворе, сердце тревожно и сладостно защемило. Именно с такой девушкой он всегда мечтал познакомиться. Андрей не помнил, была ли у него девушка, как она выглядела, если была, и как ее звали. Но эта мгновенно вызвала какое-то особенное чувство, необъяснимое. Ему так и хотелось воскликнуть: «Какая девчонка, а!» И вместе с тем душу наполнила тоска от понимания, что девушка не его.

Незнакомка стрельнула в сторону Андрея быстрым взглядом зеленых глаз и прошла мимо с маской равнодушия и отстраненности на лице. Она зашла в дом.

Проводив ее взглядом, Липатов увидел стоящего на крыльце Степаныча.

– Ты на Ленку не зыркай, – сказал дед, дождавшись, когда девушка закроет за собой дверь. – Я тебя за внучку в бараний рог согну. Всю жизнь так и проживешь, скрученный.