Дмитрий Старицкий - Путанабус

Когда отошли от лагеря достаточно далеко и оказались вне видимости нашей засады, Наташа резко обернулась, чуть не столкнувшись со мной, и неожиданно потребовала, сверкая ясными синими глазами.

- Поцелуй!

- Нда... - съехидничал я, - А кто тут надысь требовал кого-то не дрочить понапрасну?

Синевич вдруг стала стучать мне в грудь кулачком.

- Ты... Ты... Ты изверг рода человеческого. Я тебя...

Перехватил её кулачёк, прижал руку к туловищу.

Успокоил.

Потом обнял и поцеловал.

Взасос.

Девушка в моих руках обмякла. Вот только этого сейчас и не хватало для полного счастья.

Я оторвал Наташу от себя и, глядя в её мутные глаза, строго сказал.

- Натуль, мы вообще-то в разведку пошли. Хочешь, чтобы нас тут постреляли, как перепелов, пока мы целуемся?

- Ой, - засмущалась Синевич, - Мне уже стыдно, Жорик. Я больше так не буду, - и глаза долу.

- Наташа, соберись, - я её слегка потряс за плечи, - Я иду первым. Ты сзади в десяти шагах от меня. Я смотрю вперед и влево. Ты вправо и назад. Понятно?

- Понятно.

Ничего ей не понятно. Пришлось повторить и объяснить, почему и зачем надо нам двигаться именно так.

- Мы не на свидании и не на прогулке, - закончил я её воспитание и пообещал, - Будем в городе, обязательно погуляем вдвоём. Только вдвоём. Договорились? А теперь пошли на разведку.

Я её поцеловал в щёку и хлопнул по попку, указывая направление.

Добрались до места закладки растяжек без приключений. Никто нам навстречу не попался. Только мелкая живность перебегала просеку, устроенную нашим автобусом. Да в кустах кто-то шебаршил. Но не нагло.

А вот в небе стали что-то густо кружиться падальщики.

И мы ускорили шаг.

Растяжку порвала косуля, которая тут же и лежала с развороченным боком.

Первым делом, шуганув каких-то мелких тварей, собравшихся уже поужинать нашим браконьерским трофеем, проверил закладку.

Гранаты рванули только с одной стороны.

Погнав Наташу в лагерь за подмогой, плёнкой и мешком, осторожно пролез в куст, убедился, что связка из трёх гранат висит на том же месте, а кольцо вытянуло чеку всего наполовину.

Сняв пробковый шлем, помолясь, осторожно, чтобы не дай Бог не тарыхнуть ветки со связкой, левой рукой удерживая связку, правой вдавил чеку обратно в запал. Матернувшись, от отсутствия у себя третьей руки, большим и указательным пальцами удерживая чеку с кольцом, средним пальцем уцепился за основание запала. Потом осторожно и плавно левой рукой, приложив неимоверное усилие из этого неудобного положения - связка практически висела у меня над головой, разогнул усики чеки.

Уфффф...

Вынул "кабар", и той стороной, где у него заточка под пилу, срезал всю связку с куста.

Потом долго курил, ожидая, когда высохнет на мне противный липкий и холодный пот, периодически шугая, нацелившихся на косулю, пикирующих падальщиков, которые кружили над дичью, как эскадрилья "штукас".

Когда прибежали Наташа, Ингеборге и обе таёжницы, я уже смастерил из веток и скотча небольшую волокушу и принялся разделывать дичь.

- Ну, кто так тушку кромсает? - пристыдила меня Дюлекан, - Не умеешь, не берись. Дождись специалиста.

И обглядевшись вокруг, задумчиво произнесла.

- А подвесить то её тут негде.

- Обойдемся и так, - заявила Бисянка, - Жора, сдрыстни отсель, мешать будешь. Лучше пленку рядом расстелите.

Я отошел, разглядывая узел, который девчата притащили с собой. Это был, отчего-то мне неизвестного, большой брезентовый чехол, весьма для нас удобный, так как с каждой стороны имел по две ручки из плотной и широкой киперной тесьмы с прострочкой. Ингеборге уже доставала из негоа сложенную толстую плёнку и моток репшнура.

Я выпрямился.

- Так, Наташа, отойди от нас на поворот и секи фишку. Мало кто припрётся, пока мы тут хозяйничаем.

- Есть, сэр, - Синевич улыбнувшись дурашливо отдала мне воинское приветствие, вскинув ладонь к пробковому шлему, и убежала, куда было сказано.

- Жорик, нам эту шкура нужна? - спросила Бисянка, отвлекая меня от созерцания наташкиной попки.

- Нет, - ответил, не оглядываясь.

Ингеборге, расстелив рядом с тушкой косули плёнку, подошла ко мне, и отметив, куда направлен мой взгляд, сказала тихо, чтобы таёжницы не услышали.

- Хорошая жена будет кому-то.

Я ответил так же тихо.

- А ты, разве мне не жена?

- Старшая жена, - Ингеборге подняла вверх указательный палец, - Но до тех пор, пока мы играем в этот гарем. Я слишком хорошо к тебе отношусь, Жора, чтобы портить тебе жизнь. Я люблю роскошь. Безделье. Дорогие аксессуары, комфорт и вообще красивую жизнь. Я давно испорченная женщина и не совсем гожусь для семейной жизни. Где-то так, если по честному. А к Наташе присмотрись, она-то, как раз будет идеальной женой. В её системе ценностей семья стоит на первом месте. Всё остальное на втором. И, как женщина, она давно готова ради семьи на любые жертвы. Её очень правильно воспитали в своей провинции, и даже Москва не смогла испортить.

- Жора, помоги нам этого лося перевернуть, - крикнула Бисянка.

Танечка, как же я люблю тебя в эту минуту, ты даже представить себе не можешь, ЧТО ТЫ ДЛЯ МЕНЯ СОТВОРИЛА. Ингеборге, возможно сама того не желая, поставила меня на очень непростой выбор. Практически на вилы. С такими словами женщины соглашаться категорически нельзя, а уж тем более промолчать. А отпираться просто бессмысленно, по определению. Возможно, и сказала она это искренне, и в заботе обо мне, но стоит мне с этим утверждением согласиться, как всё может, тут же, упереться верхним концом вниз. При первой же её мысли: "а как же я"? Тут точно так же, как, к примеру, на милый вопрос женщины: "малыш, я же лучше собаки?", ответить ей на голубом глазу: "да, дорогая, ты лучше собаки". И тут же получить в торец сковородкой. Или что там ещё у неё окажется под рукой.

А пока пронесло. Спасибо, Танечка.

Бросив Ингеборге дежурное "извини", я моментально переместился к таёжницам.

- Что тут у вас?

Косуля, если это только косуля, хотя внешне похожа на земную косулю: рожки тонкие, на концах раздвоенные. Но это только издали, вблизи козочка была размером с хорошего земного лося. С верхнего рваного гранатами бока таёжницы уже сняли шкуру, и аккуратно вырезали все сортовое мясо.

- Вы что собрались его всего освежевать? - удивился такой хозяйственности.

- А как же? - ответили таёжницы хором.

- Так пропадет же. Столько мяса нам не сожрать.

- Ничего, подкоптим, и храниться будет минимум неделю, - уверенно заявила Комлева, - Тут главное не дать мухе личинку отложить.

- Когда коптить будем? И для кого? Для бандитов, которые на дым твоей коптильни сбегутся сюда со всех сторон?

- Да, недодумали, - удручённо сказала Бисянка.

- Ещё вопрос на засыпку, - упёр я руки в боки, - Нас тут пятеро. У мешка четыре ручки. Сколько килограмм можно утащить вчетвером на полтора километра, и при этом не умереть?