Андрей Быстров - Владелец кинотеатра

— Не так что-то с этим кинотеатром, — шепнул Борис Оле, когда медленно, секторами, начали гасить свет.

— Ты о чем?

— Сам не знаю. Пытаюсь вспомнить что-то и не могу.

— Оставь это… Просто будь со мной.

— Я с тобой.

— Мысленно будь со мной… Как можно теснее. Отвлекись от всего другого, не позволяй ничему увести тебя.

Борис сосредоточенно кивнул. Раздвинулся занавес. На белом квадрате экрана замелькали первые кадры фильма.

Показывали городские кварталы, долженствующие изображать Париж — но с первого взгляда было ясно, что фильм снимался не в столице Франции и даже не в Санкт-Петербурге, а где-то в российской провинции. О достоверности и не особенно заботились, разве что украсили фасады домов вывесками на французском языке. Интерьеры, в которых разворачивалось действие немой мелодрамы, также смотрелись слабовато для обещанной грандиозной постановки с колоссальными затратами. Под ленивое бренчание тапера на усталом фортепьяно какая-то пышно разодетая дама (видимо, госпожа Чернавинская) заламывала руки и металась по комнатам с профессионально-трагическим выражением лица.

Борис мало смотрел на экран, он больше смотрел на Олю. Она же не отрывала от экрана глаз… Камерные эпизоды фильма периодически перемежались кадрами фальшивого Парижа. По бледным улицам скользили, как тени, кареты, коляски и пролетки.

Внезапно Борис едва не вскрикнул. Там, на экране… Обгоняя неторопливые экипажи, промчался автомобиль. И не какой-нибудь «Даймлер-Бенц» девятнадцатого века… Он промелькнул как молния, но он был! Там был автомобиль из далекого будущего этой эпохи карет!

Пока Борис все же спрашивал и переспрашивал себя, не померещилось ли ему, на экране появились и другие автомобили — «Лады» и «Нивы», «Фольксвагены» и «Форды». Они были цветными и как будто даже объемными, они заполняли улицу, вытесняя безмолвные тени минувшего. Шум двигателей заглушал унылые жалобы фортепьяно. Изменились и люди на экране. Теперь там шли юные меломаны в наушниках плееров, девушки в джинсах, говорящие на ходу по мобильным телефонам, катались на скейтбордах школьники, прохаживались у дверей банка невозмутимые охранники. Панорама раздавалась вглубь и в стороны, все заливали краски и звуки Будущего.

Борис оглянулся. Лица зрителей синематографа «Олимпия» выражали лишь те эмоции, какие и должна была вызывать мелодрама «Мосты Парижа».

— Идем, — сказала Оля.

Она взяла Бориса за руку. Вдвоем они поднялись на подмостки перед экраном, но не оказались еще в своей реальности. Это по-прежнему был только фильм, хотя и совсем другой. Борис остановился в растерянности.

— Идем, — повторила Оля.

Они сделали несколько шагов. За секунду до того, как экран преградил бы им путь, Борис ощутил нарастающую волну тепла… Потом яркая белая вспышка на мгновение ослепила его.

Еще шаг. Они не поворачивались, не меняли направления движения, но теперь они не входили в экран, а выходили из него на те же подмостки.

Пошатнувшись, теряя равновесие от головокружения, Борис крепче стиснул руку Оли и бросил взгляд назад. Ничего; никаких фильмов, никаких городов. Борис и Оля стояли рядом, в темноте и тишине.

Зрение постепенно приспосабливалось. Вскоре обнаружилось, что темнота здесь была все же не полной; ее рассеивал тусклый свет запыленных лампочек, свисавших с потолка на длинных шнурах.

Да, это был зал кинотеатра «Олимпия»… Dream Theater, если угодно. Борис и Оля узнавали и не узнавали его.

Экрана вообще не было. Бурая краска на деревянной стене, где ему полагалось быть, почти вся отстала и облупилась; кое-где зияли черные провалы. Кресла в зале были сняты и в беспорядке свалены у стены, и кресел этих было заметно меньше, чем могло бы хватить на все ряды. На полу громоздились какие-то серые мешки и разбитые ящики. Одна из дверей в зал, полуоткрытая, держалась на нижней петле, вторая отсутствовала. Жалкие останки гипсовых украшений бельэтажа усиливали впечатление полнейшего запустения.

— Что это? — пробормотал Борис, озираясь вокруг. — Где мы?

— В «Олимпии», где же еще, — сказала Оля.

— Да, но… Мы в нашем времени? Мы вернулись?

— Да, мы вернулись.

— А… Что же случилось с кинотеатром?

— Откуда я знаю! Слушай, Борис… Добраться бы до дома!

— Интересно, как? На автобусе — в наших маскарадных костюмах? Да у нас и денег нет на автобус, я уж не говорю о том, что мы даже не знаем, день сейчас или ночь!

— Возьмем такси или частника. Заедем ко мне, у меня дома есть чем расплатиться. Я переоденусь, и потом — к тебе…

— Да, но таксист…

— А какая ему разница, если платят?

На это нечего было возразить. Спотыкаясь о разбросанный там и тут разнообразный хлам, они выбрались в фойе, выглядевшее едва ли лучше зала. Лучи заходящего солнца (вечер!) проникали сквозь пыльные стекла, некоторые из окон были разбиты.

— Подожди, — сказал Борис и направился туда, где была дверь, ведущая к лестнице на второй этаж.

— Куда ты? — окликнула его Оля.

— Я хочу посмотреть.

— Нет там никакого Кремина.

— И все-таки я посмотрю.

Он потянул за ручку, но дверь не открылась. Тогда он дернул сильнее. Дверное полотно отвалилось и шлепнулось на пол, чуть не задев плечо вовремя отскочившего Бориса и подняв тучу пыли.

Винтовая лестница лежала в развалинах, наверх вело что-то вроде небрежно сколоченного дощатого трапа. Борис махнул рукой. Оля права — нечего здесь делать.

Парадную дверь, не то запертую, не то заклиненную, открыть не удалось. На улицу им пришлось выбираться через разбитое окно. Дверь кассы была загорожена железными бочками с ошметьями засохшего цемента.

Им повезло — уже вторая машина, красные «Жигули», затормозила у кромки тротуара. Водитель молча оглядел с ног до головы сначала Олю, затем Бориса.

— Артисты, что ли? — осведомился он, впрочем, без особого любопытства.

— Артисты, точно, — ухватился Борис за удачное объяснение. — Самодеятельные. В нашем маленьком клубе и переодеться толком негде, вот, выкручиваемся…

— Куда ехать-то?

Оля назвала свой адрес. Водитель кивнул.

— Садитесь… Вашу… Сумку можете в багажник положить.

Борис покосился на саквояж.

— Нет. Это я лучше при себе оставлю. Там хрупкий реквизит.

— Как знаете, — равнодушно сказал водитель.

По дороге они договорились о том, что Оля поднимется к себе, переоденется, заплатит, а потом водитель отвезет их к дому Бориса.

Выйдя из машины, Оля направилась к подъезду, но вдруг остановилась. Борис тоже вышел, захлопнув за собой дверцу.

— Что случилось?

— А… Как же я попаду внутрь? Ключей ведь нет. Все осталось там, у Кремина.