Ф Ришар-Бессьер - Легион «Альфа»

Я мысленно чертыхаюсь и двигаюсь было в обратный путь, но хозяин останавливает меня:

— Подождите минутку, я сейчас найду кого — нибудь, кто сможет вас подвезти. Заходите пока, посидите… В такую жару хорошо бы…

Он пытается увлечь меня внутрь, но я тут же понимаю, что это ловушка.

Стараясь сохранять спокойствие, я отвечаю:

— Нет, нет. Не стоит беспокоиться, я доберусь сам.

— Да нет же, подождите минутку…

Я слышу шум моторов и, повернув голову, вижу двух мотоциклистов — полицейских, которые направляются к колонке, чтобы заправиться.

Решительно, мне не везет. Хозяин тут же дергается по направлению к ним, но я резко с размаху бью его канистрой в живот.

От удара этот тип сгибается пополам и охает, а удивленные полицейские уже соскакивают с мотоциклов, заглушив моторы.

Я бросаюсь вперед наугад и тут же слышу позади шум погони. Не оборачиваясь, мчусь по шоссе, снуя между машинами, и в этот самый момент начинают выть полицейские сирены.

Мотоциклисты нажимают. Я на последнем издыхании ныряю в какую — то улицу. Оборачиваюсь и вижу, что они продолжают преследование.

Они опять засекли меня в толпе, и приходится мчаться зигзагами среди машин.

Поворачиваю на перекрестке направо и несусь вдоль длинной, нескончаемо длинной стены.

Ни двери, ни дыры, куда бы можно было нырнуть. А по другую сторону улицы пустырь, где меня бы немедленно отловили.

Останавливаюсь, как загнанное животное. Мотоциклисты уже повернули и снова едут за мной.

Я опять бросаюсь вперед и подбегаю к широко распахнутым металлическим воротам.

Влетаю туда и, не раздумывая, выскакиваю на широкую прямую аллею, усаженную по сторонам высокими и стройными, как церковные свечи, деревьями.

И слева и справа только кресты, часовни и склепы…

Боже мой! Это же кладбище!

Неожиданно небо темнеет, и над тихим пустынным некрополем разражается гроза.

Между могилами, как кошмарные видения, высятся силуэты полицейских, которые осторожно наступают.

Да, на этот раз я попался, как крыса в ловушку.

— Милланд, вернитесь! Вам не сделают ничего плохого, дьявол вас побери!

Голос сухо звучит в тишине между ударами грома.

Слишком резкий и слишком повелительный, чтобы быть похожим на «добро пожаловать»!

— Идиоты! Держите карман шире! Если бы вы только могли понять, что делаете!

Я полон злости и гнева и принимаю решение бороться до конца.

Скольжу между двумя надгробиями, следя за приближением полицейских, которые, кажется, потеряли меня из виду.

Но что делать? Что же делать?

За поворотом аллеи я резко останавливаюсь, пораженный тем, что открывается моему взору. По спине льется холодный пот: я узнаю возникшую передо мной могилу.

Это невозможно. Из небытия будто бы вновь встал жуткий кошмар, пережитый мной вместе с Валери.

Да, я узнаю ее. Эта могила служила укрытием Валери, когда она потеряла всякую надежду… О боже! Голова… моя голова…

Мое внимание приковывает надпись, выгравированная на мраморе и покрытая золотом: Здесь покоится прах Грегори Ватсона.

— Милланд, в последний раз предупреждаю… Вернитесь!

Черный силуэт появляется из — за часовни и движется ко мне.

Я инстинктивно падаю, качусь между двумя заброшенными могилами. Но зачем все это? На что я могу надеяться?

Рано или поздно они схватят меня. Нет ни малейшего шанса уйти от них.

И подумать только! Все из — за моей собственной неуклюжести!

Снова я продвигаюсь вперед, иду вглубь кладбища и, когда уже близко слышу их топот, прислоняюсь к стене.

Да, теперь я точно пропал! Влип!

Но стоило мне так подумать, как все последующие события понеслись, перегоняя одно другое, и мне ничего не оставалось, как послушно следовать за ними.

Какая — то сила вжимает меня в стену, и я, опершись на каменные выступы, в диком рывке оказываюсь на ее верху, а потом спрыгиваю на другую сторону. Вслед мне несутся грубые ругательства.

Затем была улица под грозой, бег к перекрестку, где задом ко мне стоят полицейская машина с мягко работающим мотором и огромный грузовик для перевозки мебели, припаркованный у тротуара. Я огибаю их и влетаю в широко открытую дверь какого — то здания.

Я в слабо освещенном помещении, где царит легкий запах старых бумаг и приятная свежесть.

Повсюду открытые двери, ведущие в сумрак и тишину.

А снаружи доносится глухой вой полицейской сирены, и эта угроза подталкивает меня к активным действиям. Я вхожу в первую попавшуюся дверь.

Обширное помещение, куда я попал, встречает меня кошмаром теней и застывших силуэтов.

Они тоже… как и могила Ватсона, были частью моего прошлого зловещего сна…

Это они… Восковые манекены!

Они здесь, но на этот раз одеты в костюмы маркизов и маркиз, белокурые парики и платья с кринолинами.

В глубине гримасничает чье — то лицо. Это лицо куклы, склонившейся над фисгармонией. Восковые пальцы, лежащие на запыленной клавиатуре… все те же длинные и костлявые…

Пальцы, принадлежащие… О! Нет… это невозможно…

Только не эти пальцы!.. Нет!.. Только не это…

А тут еще движущаяся тень, которая только что скользнула из — за инструмента. Я, неподвижно застыв, как и эти статуи, с животным страхом смотрю на нее.

— Закрываем, господа, посещение окончено!

Я смотрю на приближающуюся тень и вижу маленького старичка в каскетке с кожаным козырьком.

— Рады, что вы посетили нас… Но, к сожалению, музей закрывается.

Я пытаюсь улыбнуться ему.

— Извините, пожалуйста… я задержался…

— Ничего, ничего, мой друг. Но, к несчастью, уже время, и я должен закрывать.

— Да, конечно… я ухожу.

— Только пройдите, прошу вас, через заднюю дверь. Центральный вход уже заперт, понимаете? Пойдемте, я провожу вас.

Он слеп, как крот, а сощуренные глазки, как бусинки, поблескивают за толстыми стеклами очков.

Конечно, это еще один шанс, как и то, что полицейская машина уже покинула перекресток к тому времени, как я распрощался с хранителем музея.

Гроза кончилась, и появилось солнце, пробиваясь сквозь последние остатки туч. Но жара стала еще сильнее. Я пошатываюсь.

Шансы мои на то, чтобы незаметно скрыться, быстро тают под звуки какой — то варварской шарманки. Вероятно, квартал уже оцеплен полицией.

В скребущем душу вое шарманки прослеживается что — то вроде вальса. И я вдруг оказываюсь на ярмарочном поле и бреду среди толпы, балаганов и музыки.

Я плыву в людском море, как уносимый течением обломок, постепенно засасываемый водоворотами шума.

Тир… шарики… трубки… Скрипя, крутятся колеса с цифрами.

— Восемь!

— Четыре!

— Двенадцать!

Снова и снова повторяется давнишний томительный кошмар… Опять все то же. Я никак не выберусь из него… Хватит с меня! Хватит… Да — да… хватит!