Олег Кожевников - Лёд и пламя

После этого кивнув Наилю, произнёс:

— Шерхан, ты сильно не вколачивай свой дрын, пару-тройку лёгких ударов, и всё. Пойманным селянам для прочистки мозгов уже даже намёка достаточно. Да и этого борова жалко окончательно уродовать – ему ещё землю пахать, да детей растить. Думаю, после этой ночи они даже косо посмотреть в сторону русского солдата побоятся.

Наиль хмыкнул, согласно кивнул, и, повернувшись к пленным, оскалившись, поднёс свежевыструганный кол поочередно к носу каждого из сидевших финнов. Потом вставил этот кол в анус здоровяка и нанёс по деревяшке не очень сильный удар обухом топора. Раздался громкий вскрик. Шерхан, гаркнув, нанёс второй удар. Жуткий вопль огласил всё помещение блиндажа. Наиль, войдя прямо-таки в инквизиторский азарт, яростно прокричав что-то по-татарски, стукнул в третий раз. Несмотря на дикие вопли здоровяка, мне казалось, что я слышу треск его костей и разрывающихся внутренностей. А Наиль разошёлся не на шутку и уже собирался сделать четвёртый удар, но я перехватил его руку и выдернул из неё топор. Отбросив топор к печке, и повернув Шерхана к себе, я сначала его сильно встряхнул, а потом гаркнул прямо ему в лицо:

— Красноармеец Асаенов, почему приказы не выполняете? Тебе было приказано – три удара, значит три, и нехрен тут самодеятельностью заниматься. Сейчас давай, выдёргивай кол из этой жопы и больше, без моего приказа, даже пальцем этих пленных не касайся. Ишь, какой потомок Чингисхана, выискался!

После этих слов Шерхан будто опомнился и опять превратился в простого, немного флегматичного, дисциплинированного красноармейца. Взглянув на меня прояснившимися глазами, он произнёс:

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

Потом повернулся и одним рывком выдернул, измазанный калом и кровью, деревянный кол. Одновременно с этим раздался пронзительный вскрик испытуемого, и тут же стало тихо. Здоровяк финн потерял сознание. Когда мы, вдвоём с Наилем, начали его вытаскивать на улицу, чтобы он там пришёл в себя, я обратил внимание на кровь, обильно льющуюся у него изо рта. Наш клиент от невыносимой боли почти откусил себе нижнюю губу.

Закончив вынос тела, Шерхан, уже в одиночку отконвоировал трёх пленных из блиндажа и остался там их караулить. Я решил допрашивать пленных по одному. Совсем ни к чему было, чтобы они знали, что говорит их товарищ. Так же, как и в прошлый раз, допрос превратился в чистую формальность. По каждому вопросу я получал подробный и ясный ответ. Ни один финн даже и не пытался запираться.

Узнав численный состав финских войск, места расположения огневых точек и блокпостов, я задумался. Получалось, что в деревне находилось, больше трёх батальонов пехоты и ещё, к тому же, девять танков. Артиллерии тоже хватало, кроме трёх тяжёлых артиллерийских батарей с 120 мм орудиями, было две батареи дивизионных пушек и 18 зенитных автоматических пушек «Бофорс». Всё это скопление войск окружало восемь блокпостов. На каждом блокпосту находилось по взводу егерей, по два станковых пулемёта Максим, и кроме этого, были установлены по два «Бофорса». Правда, это были не зенитные автоматические 40 мм. пушки, а 37 мм. противотанковые орудия. Пожалуй, самый распространенный образец финской артиллерии.

Одним словом, от этих сведений у меня волосы на голове зашевелились. Такие силы были явно не по зубам нашему полку, да что там полку – вся дивизия застряла бы у злосчастной деревни не меньше, чем на неделю. Да и то не факт, что за это время, по такому снегу, она сбила бы заслон финнов. Оборона у финнов была хорошо подготовлена: выкопаны окопы, блиндажи, оборудованы огневые точки. Я был удивлён и наличием у них танков. По слухам, ходившим среди командиров, у Финляндии, всего-то, было сто танков. В основном это были устаревшие «Рено», правда были и «Виккерсы». Финны оснастили их 37 мм. пушкой «Бофорс», а вместо пулемётов «Гочкисов» были установлены ПП «Суоми». Вот именно эти танки и находились в деревне. Исходя из полученных данных, 44-й дивизии оставалось существовать не более двух суток и то, если повезёт и не вдарят сильные морозы. Финнам для уничтожения дивизии и делать-то особо ничего не надо будет, мороз всё сделает за них.

Финские войска были хорошо отдохнувшие, и все размещались в тёплых помещениях. Деревня была довольно большая, можно сказать, скорее даже посёлок, в котором были: мебельная фабрика, школа, магистратура и прочее. Вот в таких больших помещениях и располагались основные силы финнов. Штаб всей обороны находился в кирхе. Все блокпосты и основные узлы обороны были связанны проводными телефонами со штабом.

Хотелось буквально выть от бессилия, когда я разглядывал схемы расположения финских войск. Присутствующая во мне дедовская сущность, давно уже покорно сложила лапки. Рекомендация была только одна, полностью довериться начальству и постараться как-то выжить во время атак. Однако личностная сущность, воспитанная в Эскадроне, не хотела мириться с этой безысходностью. Тех, кто не был готов бороться до конца, там просто не держали. Безвыходных ситуаций в Эскадроне тоже не признавали. Если бы это было не так, то при тотальном превосходстве немцев, никакого бы сопротивления просто не существовало.

Сидя у печки, я тупо разглядывал, установленные в пирамиде винтовки Мосина. Потом мой взгляд остановился на штыках к ним. Они были свалены в углу. Я почему-то начал размышлять, зачем этим шюцкоровцам штыки? Потом пришёл к выводу, что этим крестьянам их вручили, когда выдавали винтовки, а они их сняли и бросили здесь в углу. Остановился взгляд и на добротных тулупах, вот они, наверняка, их собственные, вряд ли такие можно получить у властей. Все эти мысли ни о чём, вдруг озарились ясным решением. Я ещё раз оглядел схемы и карту. Потом встал, облачился в шинель и маскхалат и вышел из блиндажа.

В окопе было тесно от большого количества собравшихся там людей. Пленные сбились в одну кучу, стараясь согреться. Шерхан вывел их на улицу без верхней одежды, и они уже порядком намёрзлись. Я с удовлетворением увидел, что даже здоровый финн очухался и стоит вместе с другими пленными.

— Значит, мы его не так уж и изуродовали, — подумалось мне.

Приказав Шерхану вместе с ещё одним красноармейцем завести пленных в блиндаж, дать им одеться, а потом вывести на улицу, я с наслаждением закурил трофейную сигарету. На мой вкус они были похуже, чем мой любимый Казбек, но всё же лучше, чем обычная махорка. Последнее время приходилось крутить козьи ножки с этим горлодёром. Папиросы обещали завезти не раньше, чем через неделю. Поэтому я с таким энтузиазмом и конфисковал у финских егерей три пачки американских сигарет. А если сказать прямо, не удержался и реквизировал у их командира ещё и швейцарские часы в золотом корпусе. Их я был намерен переслать жене. Видел, как и Шерхан забирал у егерей самые ценные вещи. Я не протестовал, в моём Эскадроне позволялось некоторые добытые вещи забирать себе, там это называли – хабаром.