Алексей Гравицкий - Путь домой

— Ты всякую дурь из башки выкинь, — оборвал поток мыслей Митрофаныч. — Лучше сюда иди, поможешь.

Я встал с тележки, подошел ближе. Митрофаныч еще пару раз шарахнул по стволу, и мы совместными усилиями повалили подрубленную сосну. Дерево легло с оглушительным хрустом.

В первый момент внутри от этого звука все оборвалось. Я ожидал, что будет громко, но, признаться, не думал, что настолько.

Митрофаныч, судя по всему, валил высокие деревья не в первый раз. Потому только отскочил в сторону и спокойно взирал, как валится сосна.

— Некого тут бояться. И незачем, — словно мы и не прерывали разговора, продолжил он. — Боится тот, кто с собой не в ладу. А у того, кто нашел в себе гармонию, она и с миром вокруг ладится.

— Люди всякие бывают, — не согласился я.

— Люди все одним миром мазаны. К каждому можно подход найти. А ружье… что ружье? Вот есть оно у меня, а зачем? Для весу? Так оно мне солидности не прибавит. Если я в душе трус, так я и с ружьем трусом буду. Стрелять?.. Не хочу я в людей стрелять. Господь заповедовал, не убий. Так зачем же я убивать стану?

— Когда тебя убивать станут, ты по-другому заговоришь, — беззлобно сказал я.

— Кто меня убивать станет? И за что? Я зла никому не делал, а за пустяшное барахло друг другу глотки грызть… Это у вас, городских, может, так принято. У нас — нет. Давай-ка, за работу.

А может, и в этом прав хозяин? Кого здесь бояться? И вообще, зачем кого-то бояться? Зачем искать врагов за каждым кустом? Видно, меня приучило к этому наше со Звездой путешествие. Или я изначально испорчен Москвой.

Ведь у меня теперь есть чудесная возможность: остановиться, осмотреться, найти, как говорит Митрофаныч, гармонию в себе.

И ведь ничего делать для этого не надо. Просто найти дом, обустроить хозяйство. Жить.

А что? Поселимся с Яной где-нибудь здесь, на окраине Белокаменного, и будем жить долго и счастливо. Рядом Звездочка обустроится. Митрофаныч опять же, мальчишка этот, Артем, с которым мы вчера за дровами ходили. Кто еще?

Прочие полтора десятка соседей, с которыми меня шапошно перезнакомил вчера Митрофаныч, тоже, судя по всему, приятные люди. Вот и поживу среди людей.

За этими размышлениями я помог Митрофанычу расчленить несчастную сосну и погрузить часть наших лесозаготовок на тележку.

Когда мы подкатились к приютившему нас дому, внутри уже не спали. Из трубы тянулся дымок. Из-за двери звенел радостный смех Яны. Кажется, настроение у нее поднялось. Это хорошо.

Я улыбнулся, Митрофаныч напротив хмурился.

— Чего такой смурной? — попытался я подбодрить хозяина.

— Да так, — пробормотал Митрофаныч и напел на незнакомый мне мотив:

Я толкнул дверь и вошел в душную избу. Сзади невесело напевал мажорную песенку Митрофаныч:

В комнате за столом сидел белобрысый детина лет тридцати и что-то рассказывал белозубо улыбаясь. Подле него устроились Яна и Звездочка.

На открывшуюся дверь повернулись все трое. Яна весело улыбалась, на щеках проступили ямочки, в глазах плясала бесовщинка. Именно в такую я и влюбился. Звездочка виновато потупилась. Детина лучезарно скалился.

Он не понравился мне сразу.

Митрофаныч оборвал свои унылые напевы.

— Здорова, Ванька, — приветствовал он детину. — Ты чего здесь?

— Добречка, Кирилл Митрофаныч. Я к тебе по делу.

Ванька поднялся из-за стола и шагнул нам навстречу. Я наконец отступил с порога, пропуская в комнату и хозяина. Тот поручкался с белобрысым гостем. Кивнул ему на меня:

— Это Серега, — и добавил уже для меня: — А это Ванька. Наш Левша.

— Блоху подковал? — ядовито поинтересовался я.

— Нет, радио смастерил, — улыбнулся детина. — Это Митрофаныч шуткует.

Он протянул руку, я ответил на рукопожатие. Крепкое. Причем Ванька не выпендривался и не давил, чтобы умышленно сделать больно, как любят некоторые понторезы, просто рука у него в самом деле была могучая. На мгновение мне показалось, что моя ладонь попала в тиски. Потом стало легче.

И улыбался детина тоже вполне искренне. Но эта искренность злила меня еще больше. Не зря говорят: простота хуже воровства. Какого хрена он тут заигрывает с моей женщиной?

— Чего надоть? — Митрофаныч уже занимался своими делами и на происходящее вокруг вроде как не обращал внимания.

Я с неодобрением поглядел на Яну. Девушка улыбалась. Не мне. Белобрысому Ваньке.

— Как обычно, Кирилл Митрофаныч. Контактики протирать чем-то нужно.

Митрофаныч кивнул, не поворачивая головы, выудил знакомую бутыль, поставил на стол, вывернул пробку. Привычно запахло самогоном. Проворные пальцы хозяина подцепили с подоконника небольшой пузырек.

— Чего собираешь опять, кружок «юный техник»?

— Пока секрет, — разулыбался Ванька.

— Секрет, — передразнил Митрофаныч, с ювелирной точностью наполняя пузырек. — Когда тару возвращать станешь?

— В следующий раз принесу, — пообещал детина.

Хозяин опустил бутыль, закрутил пузырек, подвинул к благодарно скалящемуся Ваньке. Интересно, этот идиот все время улыбается?

Я скрежетнул зубами.

— А внутрь будешь? — подмигнул белобрысому Митрофаныч.

Детина помялся.

— Ты ж знаешь, Кирилл Митрофаныч, я не пью.

— Что-то недоброе таится в мужчинах, избегающих вина и застольной беседы. Такие люди либо больны, либо всех ненавидят, [20] М. Булгаков, «Мастер и Маргарита». Перефразировка. Дословная цитата: «что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих». Сергей цитирует, как может. — всобачил я цитату из какой-то давно забытой классики.

Яна тут же зыркнула на меня, как на врага народа, поднявшего руку на счастливого младенца.

— Я всех люблю, — не согласился Ванька.

— Значит, нездоров, — злорадно ответил я.

Митрофаныч уже выставил на стол стаканы, глянул на меня с вопросительным прищуром. Я кивнул. Самогон с бульканьем разошелся по стаканам.

Я чокнулся с Митрофанычем и залпом осушил тару.

— А я тебе давно говорил, — опрокинув стакан, процедил Митрофаныч. — Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет.

— Кто не курит и не пьет, ровно дышит, сильно бьет, — насупился Ванька, явно не ждавший, что Митрофаныч поддержит меня.

— Кто не курит и не пьет, пешим строем нах идет, — подвел я итог неожиданно пришедшей в голову рифмой.