Роман Злотников - Пощады не будет

– Ваше высочество, от имени дворян Насии я приношу вам свои самые глубокие соболезнования в связи с гибелью вашей жены, королевы Мельсиль. И заверяю вас, что если тот, кто виновен в этом тягчайшем и оскорбительном для любого человека чести преступлении, либо любые его подручные окажутся у нас в руках, они будут подвергнуты немедленной и позорной казни. Дабы смыть с Насии этот позор бесчестия и подлости…

В палатке повисла тишина, некоторую ошеломленность которой придало выражение лица барона Шамсмели. А затем Грон тихо произнес:

– Встаньте, граф.

Маршал Насии поднялся.

– Вы говорите от своего имени?

– Не только, – граф Ормераля отрицательно мотнул головой, – я говорю от имени всех честных дворян нашего королевства.

– И сколько же таких?

– Тысячи, – упрямо наклонив голову, заявил граф. – Поэтому я должен заявить, что если ваша армия во время вторжения в Насию будет руководствоваться рыцарскими правилами ведения войны, а вы дадите слово, что, после того как настигнете эту гнусную тварь, немедленно покинете мою страну, те пятьдесят пять тысяч человек, а это, смею заметить, лучшие войска Насии, которые находятся под моей рукой, никак не будут вам противодействовать.

Грон некоторое время молчал, устремив задумчивый взгляд в пространство (что и говорить, предложение было заманчивое), а затем спросил:

– Скажите, граф, а кого вы имели в виду, когда говорили о подручных?

Похоже, этот вопрос застал маршала Насии врасплох. Он-то считал его очевидным.

– Ну… тех, кто… прислуживает этой гнусной твари… исполняет ее поручения…

– Следует ее советам… – мягко продолжил Грон.

Граф запнулся и ошеломленно уставился на Грона. А тот воткнул в графа убийственно спокойный взгляд и продолжил:

– Он никогда не сумел бы получить в Насии такую власть, если бы не было того, кто принял под свое покровительство не только его самого, но и его цели, методы и способы действия. И… в большой мере не перенял бы их… Или я неправ?

Маршал некоторое время напряженно морщил лоб, размышляя над словами Грона, а затем медленно и с трудом кивнул:

– Да…

– Тогда разве я могу согласиться на ваши требования, зная, что те семена, что посеяла эта тварь, уже дали в Насии обильные всходы? Разве можно уйти, удалив корень, но оставив буйно плодоносить побеги? Как скоро мне тогда придется вновь вернуться в Насию?

Маршал снова замер, напряженно обдумывая слова Грона. В палатке опять, уже в который раз за этот короткий разговор, повисла напряженная тишина. Неизвестно, сколько бы она продержалась, но спустя несколько минут полог откинулся и в палатку медленно вплыла Эмальза. Шейкарка несла на руках здоровенный поднос, который обычно волокли двое денщиков, когда тащили снедь для трапезы от кухни в палатки офицеров, причем навалено на нем сейчас было чуть ли не в два раза больше, чем обычно. Одних бутылок вина стояло полдюжины, да еще копченый окорок, жаренные на вертеле каплуны и множество иной снеди вкупе с кувшином и чашей для омовения рук. Но Эмальза несла этот поднос так изящно легко, как будто он был пуст.

– Я могу уйти из Насии, только зная, что оставляю ее в руках человека, который будет бороться с поразившей ее скверной не менее яростно, чем я. Который никогда не позволит себе обмануть мое доверие. Который станет мне и Агберу добрым и верным другом, граф. И никак иначе, – мягко продолжил Грон, когда шейкарка, выставив на стол принесенную снедь, удалилась из палатки, вновь заставив графа Ормераля упереть взгляд в опустившийся за ее спиной полог.

Маршал Насии с трудом собрал глаза в кучу и несколько мгновений вдумывался в слова Грона, а затем посуровел и нахмурился.

– Найдите мне такого человека, граф, и… придумайте, как сделать его хозяином Насии. И я выполню все ваши условия.

– Я… понимаю вас, ваше высочество, – медленно кивнул граф Ормераля. – И… я обещаю подумать над этим. Не уверен, что смогу придумать, но буду очень стараться.

– Постарайтесь, граф, – серьезно кивнул Грон. – И помните при этом, что на вас, дворянине, аристократе, властителе… долг не только перед троном, но и, в первую очередь, перед народом Насии. Подло и недостойно дворянина предавать присягу, данную трону и династии, но еще более подло и недостойно предавать свой народ, сохраняя верность не просто недостойному, а… отринувшему всякое достоинство. Присяга, она всегда обоюдна. И если одна сторона не просто нарушила, но вообще отбросила ее и нет и не видно никаких способов снова вернуть ее на путь чести – разве не долг дворянина отдать свою верность и вручить свою честь тому, кто докажет свою способность нести бремя властителя так, как это подобает?

Граф Ормераля замер, напряженно обдумывая слова Грона, и осторожно кивнул.

– Я… мне надо подумать над вашими словами, ваше высочество.

– Для вас, маршал, я Грон… – мягко отозвался принц-консорт и, теперь уже в этом никто не сомневался, владетельный регент Агбера.

Но все эти титулы по большому счету ничего не значили. Ибо самым главным было то, что он был Гроном.

– И долго нам тут сидеть? – уныло пробурчал Ташиб, отрываясь от кувшина с брагой.

Даыб, сидевший на парапете сторожевой башни, свесив ноги между зубцами, едва заметно нахмурился. Он числился в статусе мандатора всего три месяца, поэтому команда еще не привыкла к тому, что он уже им не ровня… То есть открыто никто не вякал. Да Даыб и сам бы этого не позволил. Но вот в такие моменты, когда они вроде как бездельничают и всем уныло…

Их перевели в Либвэ три недели назад. Вместе с караваном тюремных рыдванов для перевозки заключенных и несколькими повозками, загруженными непонятными ящиками. Хозяин, инструктируя Даыба, на команду которого было возложено конвоирование каравана, все время щурил глаза и тихим, злым голосом требовал, чтобы они добрались до Либвэ максимально быстро. Максимально. Ни на что не отвлекаясь и рубя всякого, кто попытается их задержать. Даже если это будут королевские гвардейцы. Из разговора Даыб вынес убеждение, что все плохо.

Хотя поначалу казалось, что Хозяину удалось переломить ситуацию. Сначала в столицу пришло сообщение о том, что убита эта одноногая сука, королева Агбера. А затем пошли слухи, что и этому ублюдку тоже не поздоровилось. И что его если не прикончили, то сильно ранили, и чуть ли не туда, куда мужчине обиднее всего. Так что он теперь не совсем и мужчина… То есть при Даыбе по этому поводу старались не проходиться, просто фиксируя сам факт тяжелой раны, но, когда его рядом не было, разговоров по этому поводу было много. Причем о том, кто нанес эту рану, слухи ходили разные. Кто рассказывал о лихой команде одного из самых грозных мандаторов Хозяина – Червивого, а кто рассказывал о каких-то сестрах-шейкарках, которых этот урод вроде как оскорбил и изнасиловал, когда его армия шла через перевалы. Нет, все верно Черный барон говорит – все люди одинаковы и, если уж дорываются до власти, всегда пользуются ею на полную катушку… Но затем слухи поутихли, и команду Даыба отправили с караваном в Либвэ. А спустя несколько дней армия этого ублюдка внезапно двинулась вперед такими темпами, что Игануб, который волею Черного барона верховодил в Либвэ, чтоб его печенку собаки сожрали, вызвал к себе Даыба и приказал готовиться к дальнейшей эвакуации.