Роман Злотников - Последняя крепость Том 1

Министры молчали.

— Ты хорошо поработал, досточтимый Лилатирий, — хрипло произнес Эрл, обернувшись к эльфу.

Глядящий Сквозь Время ответил холодно:

— Я не скрывал своего отношения к тем, кого называют болотниками, повелитель Гаэлона. И, произнося речь в Судебном зале, я лишь высказал свое мнение.

Эрл повернулся к Гавэну.

— Ваше величество… — поклонился первый министр, — я делаю то, что требуется королевству.

У Эрла был вид человека, попавшего в ловушку. Он помедлил, прежде чем произнести древнюю формулу, означающую, что совещание третьей ступени кончено:

— Прощение в руках Светоносного. А закон в руках человеческих… Начнем.

Оттар с Красной Горки взирал на происходящее хмуро и подозрительно. Кай и Герб наблюдали спокойно. И вроде как даже с интересом. Будто то, что сейчас свершится, не имело к ним никакого отношения.

Господин Гавэн отошел в угол и вернулся с большим глиняным кувшином в руках. Первый министр держал сосуд на вытянутых руках и без особого напряжения, из чего можно было понять, что тот совершенно пуст.

Он поставил кувшин перед Судейским креслом, у ног короля.

Члены Королевского Совета министров по одному стали подниматься на четвертую ступень. Каждый из них опускал руку в кувшин и, вероятно, что–то бросал на дно. Но при этом не было слышно ни малейшего звука.

Удивительная тишина стояла в Судебном зале. Только полязгивали цепи, раскачиваемые легким сквозняком из окон, да с улицы доносились разнузданные пьяные крики. Жители Дарбиона вовсю праздновали возвращение своей принцессы, увлеченно опорожняя полсотни бочек скисшего в королевских подвалах вина. Господин Варрах, отвечавший за увеселение горожан, распорядился хорошего вина городским забулдыгам не выставлять. Хватит с них и кислятины. На дармовщинку, как известно, и баранья желчь за милую душу пройдет.

Лицо Эрла застыло в напряженном ожидании. Он буравил горящим взглядом каждого, кто подходил к нему. Министры же — напротив — старались глаза на короля не поднимать.

Удивительная тишина стояла в Судебном зале…

И в этой тишине раздался приглушенный голос верзилы–северянина:

— Чего это они делают?

— А мне показалось, ты знаком с правилами проведения Королевского суда, — проговорил в ответ ему старик–болотник.

— Законы я знаю, это да, — пробурчал Оттар, — этому меня учили, как и любого другого рыцаря. А как Королевский суд проходит, не знаю. У нас в Северной Крепости только основному учили: Своду законов да правилам этого… как его… этикета. И то — из всего этикета мы только и узнали, как следует на рыцарский поединок вызов подавать. И все. Сэр Оргат нас учил. Он вояка был еще тот. А грамотей — слабый.

— Негоже, брат Оттар, — укоризненно произнес Герб. — Завтра же помимо обычных упражнений мы займемся и изучением всего того, о чем ты не узнал в положенное время.

«Великие боги! — мысленно воскликнул Гавэн. — Надо же… Истинно, Красная Горка не знала еще таких удивительных обвиняемых…»

Над головами собравшихся раскатился мощный удар, от которого поплыли во все стороны волны гулкого звона. Это посыльный добрался наконец до звонаря, ожидающего сигнала у Колокола Правосудия.

— Члены Совета определяют меру наказания виновных, — объяснял тем временем Герб Оттару, и старика–болотника слышали все, кто был в зале. — Тот, кто считает, что виновные достойны смерти, опускает в кувшин золотой гаэлон, который достают из собственного кармана, а вовсе не из королевской казны — так велит традиция. Если большинство членов Совета оставят в кувшине золотой, преступников казнят, а монеты — опять же по древней традиции — достанутся их семьям. Ну а тот, кто полагает, что преступника не следует казнить, не опустит в кувшин ничего. Тогда Судья, то есть король — сам решит, какому наказанию подвергнуть виновных. Кувшин принято наполовину заполнять пылью. Чтобы заранее не было слышно: положил ли кто туда монету или не положил ничего…

— А ежели они все положат в кувшин по монете? — поинтересовался Оттар. — Нас что, это самое?.. — присвистнув, он выразительно чиркнул себе большим пальцем по горлу.

— Видишь ли, — сказал Герб, — право окончательного принятия решения принадлежит Судье, то есть королю. Это ведь Королевский суд. Но король обязан учитывать мнение Совета. За всю историю Гаэлона не было еще случая, чтобы мнение Совета и зала разошлось с мнением Судьи. Судья всегда присоединяется к большинству.

— Ты прав, брат Герб, — неожиданно подал голос Эрл. — Судья присоединяется к большинству. Но решение короля — есть решение короля. И окончательное — только оно.

Последний из членов Совета поднялся на четвертую ступень, сунул сжатый кулак в широкое горло кувшина и направился обратно к лестнице, ведущей на третью ступень, где ждали его остальные пять министров.

— Кончено, — проговорил Гавэн.

Первый министр был бледен. Он то и дело облизывал губы. Но глаза его светились решимостью. Лилатирий качнулся вперед. И встал рядом с Судейским креслом.

— Кончено, — выдохнул Эрл. Он поднял голову на обвиняемых, и Гавэн увидел на лбу короля крупные капли пота. — Братья, — глухо проговорил король, — сейчас я разобью кувшин и сосчитаю, сколько золотых гаэлонов находится в нем. А после этого…

Он не договорил. Шум за окнами башни усиливался. Удар Колокола Правосудия всколыхнул Дарбион. Можно было разобрать и отдельные выкрики:

— Жги их! — вопили улицы.

— На пресветлых эльфов руку подняли! Смерть им!

— Смерть! Смерть!..

Эрл поднял кувшин и с размаху швырнул его об пол. Брызнули во все стороны глиняные осколки, поднялась туча мельчайшей пыли… и зазвенели, подпрыгивая на плитах, золотые монеты. Их было шесть.

— Клянусь, ваше величество, — шептал королю, окаменевшему в своем кресле, господин Гавэн, — я не думал, что так выйдет… Но… что случилось, то случилось.

Король молчал.

— Вы слышите, что происходит на улицах, ваше величество? — надрывался шипением Гавэн. — Как бы не вышло волнений… Если народу не дать того, что он хочет… Это может кончиться плохо… Молю вас, ваше величество, подтвердите приговор.

Король молчал.

— Повелитель Гаэлона, — бесстрастно произнес Лилатирий. — Я предупреждаю тебя: не удовлетворив мое требование казнить этих рыцарей, ты рискуешь потерять расположение Высокого Народа. Только две жизни, мне нужны всего две жизни. Этого рослого грубияна можешь помиловать и определить ему наказание, какое сам пожелаешь. Я говорил тебе: меня не трогают пустые слова. Меня беспокоит другое… Решай, повелитель Гаэлона. Судьба твоего королевства… Судьба будущей Империи — в твоих руках.

Сказав это, Лилатирий снова отступил к стене.