Карен Трэвисс - Ужас глубин

«Придется наподдать тебе хорошенько, Квентин. Так больше не может продолжаться».

Хоффман остановился, чтобы вызвать по радио Аню. Вставляя наушник в ухо, он заметил, что у него дрожат руки.

«Надеюсь, это просто старость».

— Вы в порядке, сэр? — Солдат из отряда, занимавшегося охраной базы, Джейс Страттон, подбежал к нему, держа наготове автомат. Должно быть, выстрел услышала половина гарнизона. — Случайный выстрел?

— Нет. — Прежде чем идти в командный центр, нужно было взять себя в руки. Он на несколько минут зайдет к себе. — Это инди показывают нам, как надо обращаться с пленными. Не ходите туда. Мы здесь ничего не можем сделать.

Страттон взглянул через плечо Хоффману, как будто ждал, что неприятности в любую минуту могут возникнуть в дверях госпиталя. Он был ненамного старше парня, на глазах у которого только что застрелили человека. Но он воевал на передовой, он видел, как погибли его родные. Это добавляло человеку лет.

— Как скажете, сэр, — произнес Страттон. — Они собираются их казнить? А разве это правильно?

«Этот ублюдочный Треску прав. Надо думать об Андерсене и других».

— Это отвлеченный вопрос. — Хоффман продолжал идти. Окна всех административных зданий — Центра, госпиталя, офиса Прескотта, даже нескольких казарм — выходили на площадь, и здесь невозможно было пройти незамеченным. — Мы бы все равно пристрелили этого подонка. — Он включил рацию. — Аня, скажите Прескотту, что Треску застрелил одного из пленных. И найдите мне Гавриэля.

— Он уже связался с нами, сэр. Он хочет приехать, чтобы поговорить с вами.

— Отправьте за ним «Броненосец». Не хочу собирать с дороги потроха гражданских.

— Будет сделано, сэр.

Жилище Хоффмана представляло собой две комнатушки под крышей здания штаб-квартиры, ничего особенного. Он поднялся наверх по пожарной лестнице, чтобы избежать разговоров, к которым он пока не был готов. Закрыв за собой дверь, он включил холодную воду и ополоснул лицо. Он сам не знал зачем. Его это почему-то успокоило.

«Они убивают наших солдат. Я бы сам это сделал. Черт, что это со мной такое?»

Хоффман чувствовал, что предает память Андерсена, испытывая даже самые ничтожные угрызения совести из-за убийства негодяя-бродяги. Неотвязный голос зазвучал снова, напоминая ему о том, что когда-то он сам взял на себя роль судьи и присяжных, отправляя правосудие одним выстрелом, потому что это было необходимо для спасения множества жизней.

«Ну хорошо, да, я все понял. Отвращение к самому себе. Лицемерие. И тому подобное дерьмо. Треску и я, сделанные из одного теста. Но хоть я и все понимаю, это не поможет».

Он провел ладонями по голове и, присев на край кровати, принялся рассматривать доски пола. На миг он снова перенесся в свою комнату в Анвегаде — они были почти одинаковы, вплоть до крошечного окошка с видом на бескрайние просторы.

«Мы делаем одно и то же каждый день — до самой смерти».

Хоффман сам не знал, долго ли так сидел. Возможно, всего несколько минут. Затем заскрипели ступени, и он, слегка приподняв голову, увидел на пороге пару ботинок.

— Вик?

Хоффман выпрямился, сложил руки на коленях. Берни прислонилась к дверному косяку.

— Мне просто нужно было собраться с мыслями перед разговором с нашим блестящим лидером, — произнес он.

— Чушь собачья!

— Значит, ты все слышала.

— Здесь трудно не услышать выстрела. Или разъяренную Хейман, требующую встречи с Прескоттом. Об этом знает уже вся база, Вик.

— Значит, мне не придется тратить время на объяснения.

Берни, присев на корточки, заглянула ему в глаза. Синяки у нее на лице уже пожелтели и скоро должны были исчезнуть.

— Несколько месяцев назад ты готов был вышибить Джону Мэсси мозги за то, что он со мной сделал, и ни секунды не сомневался в своей правоте. А что изменилось сейчас? Эти подонки убили Андерсена, еще несколько солдат превратились в калек. Я бы добровольно вызвалась пристрелить парочку.

Берни невозможно было лгать. Несмотря на многолетнюю разлуку, она по-прежнему знала его лучше, чем кто-либо другой из живущих. И еще она знала прежнего Хоффмана, настоящего Хоффмана, уверенного в себе сержанта, до того как он стал тем, кем не должен был становиться.

— Мне кажется, все дело в Кузнецких Вратах, — произнес он. — За последние несколько дней все вокруг напоминает мне об этом.

Наверное, он слишком хорошо скрывал правду об осаде. Все люди, находившиеся в то время в сознательном возрасте, знали, что положение было отчаянным и не укладывалось в представления КОГ о честной войне. Но они не знали всех подробностей. Те, кто знал все, были мертвы — за исключением самого Хоффмана.

— У нас уже входит в привычку все утаивать друг от друга, а, Вик? — сказала Берни.

Когда Хоффман говорил Берни, что они единственные оставшиеся в живых из своего поколения солдат Двадцать шестого Королевского полка Тиранской пехоты, он и сам не знал, что говорит правду. После того разговора он просмотрел список солдат и сержантов полка, составленный в то время, когда его произвели в офицеры, и понял, что слова его совпали с действительностью. Они были единственными выжившими.

— Где ты была тридцать два года назад? — спросил Хоффман. — В лето осады Кузнецких Врат? Черт, я даже не могу вспомнить дату. Это было еще по старому календарю. А по новому, когда же это было?

Сейчас этот год обозначался как семнадцатый год до Прорыва, это было за семнадцать лет до того, как Саранча возникла из-под земли и едва не уничтожила человечество. Берни покачала головой.

— Я тоже была в Кашкуре, — сказала она. — Но в Шаваде. Мы ведь уже тогда какое-то время не виделись.

Это было так странно. В прошлом были огромные пробелы, годы, когда он не знал, где Берни, жива ли она вообще. Впервые они встретились сорок лет назад, но с тех пор ему казалось, что они не расставались, и каждая пустота была в его воображении чем-то заполнена.

— Тогда мне лучше открыть тебе все, — вздохнул Хоффман. — Но сначала надо разобраться с этим дерьмом.

Пора было рассказать ей о подробностях осады Кузнецких Врат, которые отсутствовали в официальной хронике. Его уже тошнило от секретов.

Он поклялся себе, что у него никогда и ни от кого больше не будет тайн.

Анвегад похож на декорации для кино. Здания как будто с картинок в учебнике истории, есть даже базар. Но боже мой, Маргарет, как же здесь тоскливо! Мне тебя очень не хватает. Иногда я жалею о том, что не остался сержантом, — хотя тогда мы бы с тобой не встретились. Ты никогда не обратила бы внимания на старшего сержанта Хоффмана.

Анвегад, Кашкур, первая неделя месяца наводнений, тридцать два года назад, 62-й год маятниковых войн