Алексей Доронин - Утро новой эры

– Здравствуй, солнышко, – приветствовал ее Владимир.

Она привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его. В противоположность фамилии, она была такой же светловолосой, как он, с прической в стиле «французский выщип», в не совсем облегающих, но и не мешковатых джинсах – тот максимум элегантности, который женщина могла себе позволить в новом мире.

– Говорят, вы мне тут работку подкинули? – спросила она, с завистью косясь на сигарету в руке Петра. Владимир ей дымить запрещал.

– Да принесла нелегкая одного робинзона. Проверь его по всей схеме, а потом промаринуй в карантине пару недель. Тебе же нужен был человек, чтоб на территории порядок навести? Потом найдем ему работу. А вообще, со следующего месяца ты будешь заниматься детишками. То бишь педиатрией.

Естественно, это было не пожелание, а приказ.

– Пора кончать с приемом этих бродяг, – сказал бывший следователь, когда Маша, насвистывая, скрылась в здании.

– Предлагаешь выкидывать пинком под зад?

– Нет. Решать проблему окончательно. Иначе могут осесть рядом и промышлять воровством, а то и в банду сбиться. Был же случай.

– Помню. Этих гадов так всех и не поймали. Но, может, не надо так радикально? Как тебе плакаты на дорогах? – предложил Богданов. – «Путник, тебя здесь не ждут. Поверни назад и катись к едреной матери. Продолжишь идти в этом направлении – снайпер стреляет без предупреждения».

– Может вызвать обратный эффект, – пробормотал Масленников, затаптывая окурок. – А еще я бы прислушался к тому, что Олег говорит про минное поле.

– Видишь ли, мины – это, конечно, полезно. Но ты разве забыл, что майор сказал? Про свежую кровь?

Петр тактично промолчал. Пополнение генофонда общины его, похоже, мало тревожило. Может, потому, что у него с молодой женой, забеременевшей еще в Убежище, уже был ребенок. А у Владимира с Машей, которым все недосуг было формально закрепить отношения, после полугода совместной жизни – не было. Такая же картина была у каждой третьей пары. И хотя медицинское оборудование поисковики доставляли часто – от зубоврачебного до гинекологического, искусственное оплодотворение было за пределами их возможностей.

Пока что демография не была центральной проблемой. И все же Демьянов говорил, что каждая семья за пять лет должна родить двоих. Просто потому, что мало кто из уцелевших сохранит репродуктивное здоровье после тридцати и мало кто доживет до шестидесяти. Им надо было уже думать о смене.

Иначе, если население упадет ниже планки в пару тысяч человек, не будет никакого разделения труда, а только натуральное хозяйство. Раз картошка, два картошка… И никакой механизации. Хоть Владимир и не хотел обрастать сопливыми оболтусами, но деваться было некуда.

Богданов и сам понимал, что пока их так мало, поддерживать уровень промышленной цивилизации будет трудно. Там, где каждый пашет от зари до зари, трудно содержать специалистов. Пока у общины был «жирок» в виде обученных при старом мире технарей, но молодых среди них было немного.

А новых учить – тут нужны и наставники, и время.

По поводу учебной программы для молодой поросли они в Совете выдержали серьезный спор. Все, включая самого Богданова, стояли за что-то вроде рабфаков и ликбезов с упором на практические навыки… Все остальное, что составляло багаж знаний «цивилизованного человека» – мол, по минимуму, или факультативно. Обойдутся, мол, без теоретической физики и того же английского…

Но внезапно они столкнулись с противодействием майора. Тот, хоть никогда не был фанатом науки, сказал, что при наличии времени и специалистов – давать курс средней школы надо в довоенном объеме. Это мол, займет молодежь и не даст тем, кто хоть что-то знает, эти знания растерять.

В конце концов, сошлись на компромиссном варианте.

Нашли среди укрываемых директрису какой-то элитной гимназии. По наблюдениям Богданова, она была стервой, каких мало, но дело свое знала. Она и возглавила первое в новом мире учебное заведение. Штат подобрали довольно быстро. В свободное время сам майор захаживал в школу прочитать лекцию-другую по ОБЖ. Да и Богданов несколько раз просвещал детишек по интересным вопросам довоенной геополитики.

Круглолицая, среднего роста, в каноны красоты она немного не укладывалась – но это картину не портило. Под шапочкой волосы у нее оказались светлые, а взгляд близко посаженных карих глаз был проницательным.

– Привет-привет. Я Маша.

– Здравствуйте.

На вид ей было лет двадцать пять. Она была симпатичной, но он предпочел бы, чтоб его осматривал кто-нибудь другой. Просто она заставила его вспомнить о том, о чем он уже начал забывать.

О том, что в его жизни до войны не хватало чего-то важного. Он ведь и тогда был один, как пес. Странно, но дремавшую память разбудила не она, а еще та, чья речь – живая или записанная на пленку – была передана по радиоволнам мертвого эфира. Если бы из приемника зазвучал мужской голос, он вряд ли пришел бы в этот город.

За неполный год скитаний это практически не тревожило Данилова. Когда все силы идут на то, чтобы остаться в живых, все ненужное отсекается, так устроена психика и физиология. В первые дни и недели было слишком страшно, а потом, когда ад стал родным домом, стало слишком голодно.

Увидев еще из окна, как она обнимается с высоким светловолосым атлетом, словно сошедшим с фашистского плаката «Der Deutsche Student», Александр подумал, что незачем травить себе душу. Везде, где он бывал до этого, женщин на всех не хватало, и обладание «своей» женщиной было привилегией. Что говорить о чужаке?

– Когда мне отдадут мои вещи? – спросил он.

– Одежду, которая была на тебе, отстирают в химчистке и вернут. А остальное… – она развела руками, – боюсь, что никогда.

– Это еще с какой стати? – нахмурился Данилов.

«Остальное»… Это оружие, боеприпасы, запасной комплект одежды, белье и куча бытовых мелочей. А также немного продуктов.

– Видишь ли, Саша, – впервые за много месяцев кто-то назвал его по имени, – мы как бы потратили на тебя силы, время, еду… Тебе еще придется отрабатывать наше гостеприимство. Это не я придумала, извини.

– Прекрасно. Что я должен делать?

– Сегодня ничего. Только сдать анализы и пройти осмотр. Потом отдыхай, мы же не звери. Завтра начнешь работать на уборке территории. А дальше видно будет.

Мария Чернышева знала, что такие «робинзоны» – резервуар для инфекций. Человечество больше не было единым ареалом для микроорганизмов, оно распалось на региональные зоны, и в каждой из них вызревали и эволюционировали свои вирусы и бактерии. Пока эти изменения были ничтожны, но лет через пятьдесят они, подстегнутые ионизирующим излучением, накопятся, и, прежде чем встречать гостей с других континентов, необходимо будет вспомнить, как индейцы Северной Америки вымирали от европейской оспы.