Алексей Доронин - Черный день

В рюкзаке забился и заворочался котенок, словно чувствуя приближение беды. Чернышева влетела в прихожую, чуть не споткнувшись о вываленные на пол вещи. Дверь закрыть за собой она уже не успевала, зато успела выхватить предмет, который весь день лежал в накладном кармане комбинезона, натирая ей ногу. «Самовзвода нет», — крутилось у нее в голове, когда она сжала рукоятку и положила палец на спусковой крючок, одновременно поворачиваясь лицом к опасности.

Маша выстрелила почти в упор, прямо в уродливую маску из папье-маше. Как ни мал был калибр, в замкнутом пространстве от грохота у нее заложило уши. Вместе с кровью из раны под глазом брызнуло что-то желтое и мерзкое. Но это не помешало ей еще раз нажать на курок. Только после этого монстр завалился на бок и рухнул, опрокинув журнальный столик. Последний выстрел она сделала уже в неподвижное тело.

Слава богу, с внутренней стороны все двери открывались нажатием кнопки. Спуск по пожарной лестнице Маша могла бы не выдержать. Руки у нее тряслись. Когда она спускалась по ступенькам, ее штормило, как пьяную. Она шаталась из стороны в сторону, спотыкалась о разбросанные вещи и мусор, а на площадке третьего этажа налетела на пальму, уже начинавшую вянуть.

Они ждали ее внизу — не во дворе, а на площадке у лестницы. У девушки просто не было сил удивляться этому.

Но почему все четверо так странно на нее смотрят?

— Пацаны, чего вы на меня…

Нет, не на нее.

Она увидела его отражение в гладкой поверхности стенной панели.

Ее старый знакомый стоял позади нее. Ступенек на пятнадцать выше. Чернышева понятия не имела, как ему удалось приблизиться так бесшумно. Кровь текла из трех ран на его теле, но все они были неглубокими. Похоже, боли, которую они причиняли, он даже не замечал.

— Эй ты, чудила, а ну стой! — кажется, это крикнул Мельниченко, стоявший ближе всего. — Замри, кому сказал! Последний раз…

На мгновение казалось, что существо подчинилось и застыло. Но Маша увидела, как в замедленной съемке, что он продолжает двигаться. И вдруг, сделав пару обманчиво неуклюжих шагов на месте, он расплылся в прыжке, закончившемся на нижней ступеньке, прямо у девушки за спиной. На расстоянии вытянутой руки.

— Маша, пригнись!

Она упала на пол. Тут же ухнул помповик Ивана, но зверь с неожиданным проворством тоже успел уйти с линии огня, и разлетающиеся картечины попали в стену, разнеся вдребезги осветительную панель.

И тут заговорил автомат. Чей, Чернышева сначала не поняла. Лежа на полу, она слышала только резкие, отдающие в череп выстрелы — три подряд — и чувствовала едкий запах пороха, который мгновенно перебил даже вонь немытого и гниющего заживо тела.

Когда она нашла в себе силы открыть глаза, то увидела, что нашпигованное свинцом тело как мешок растянулось на ковровой дорожке. К счастью, существо лежало лицом вниз и в смерти выглядело почти человеком. Но за секунду до нее, на последнем издыхании оно успело потянуться к ней, и скрюченные пальцы остановились в нескольких сантиметрах от ее ноги.

— Допрыгался, — произнес Ефремов, вытирая со лба каплю пота. — Спортсменом, наверно, был… Ну, чего застыли? Пошли уже. Пора домой. А вы, сладкая парочка, думайте пока, что будете в объяснительной Борисычу писать. — Он обвел взглядом Машу с Иваном. — И противогазы наденьте, незачем усугублять. Все равно это ваш последний выход.

Почему-то эти слова Чернышеву совсем не расстроили.

— Как думаете, отчего он таким стал? — задал уже в машине Иван вопрос, который, наверно, пришел в эту минут в голову каждому. Но никто не нашелся, что ему ответить.

Поисковикам повезло, потому что в своих костюмах они были защищены не только от радиоактивной пыли. Они были избавлены от жуткого смрада, который витал в воздухе над погибшим городом и который не могли прогнать никакие бури и бураны. Они же не чувствовали ничего, кроме резиновой вони, хотя и она за три часа могла довести любого до белого каления.

Они уезжали в спешке, если не сказать больше. На верхних этажах, в наглухо забаррикадированных квартирах, могли оставаться другие люди. Но всем им придется вспомнить поговорку про спасение утопающих. У поисковиков на тот момент были исчерпаны все резервы физических и моральных сил, а время пребывания в «зоне» превышало допустимое почти в полтора раз. Пора было побеспокоиться о себе любимых и о тех, кто ждал их в убежище.

Обратный путь прошел на удивление спокойно. Только пару раз Маше что-то чудилось в неровном свете фар, словно какие-то серые тени плясали, кружились, водили хороводы вдоль дороги, то расходясь в стороны, то сжимая кольцо вокруг жестяной коробки с людьми внутри.

«Померещится же… — зевая, подумала Чернышева. — Все от недосыпа».

Она сунула под голову мешок с бинтами и ватой и задремала. Обычно девушка спала как убитая, в этот же раз ее сон был чуток, прерывался от каждого резкого толчка, но через пять секунд возвращался. И тогда перед Машенькиными глазами чередовались обрывки сновидений на тему прежнего быта с кошмарами нынешнего. Раз за разом ей являлось бледное как смерть лицо чудовища, в глазах которого плескалась темная вода безумия. Ей показалось, что прошло всего минут пять, когда ее разбудили, объявив, что они уже дома.

Дома…

Эта грязная, холодная нора, где с потолка капает, а по стенам бегают тараканы со спичечный коробок, уже успела стать для нее чем-то большим, нежели временное пристанище. Чем-то близким и без преувеличения родным.

Знакомая лестница, знакомый коридор, все та же тяжелая железная дверь, за которой шлюз — а за ним безопасность и долгожданный отдых. Убежище. Как верно подобрано это название!

Родные стены помогли людям прийти в себя. Когда все помылись под струей довольно холодной воды из шланга, — специально для Маши повесили ширму, правда, немного прозрачную, — переоделись в цивильное и расположились покурить, обсуждая прошедший день, им уже казалось, что от этих кошмарных событий их отделяют недели.

Не могла расслабиться только Чернышева, так как знала, что ей предстоит обсудить еще одно дело. Когда перекур был закончен и они собирались уже покинуть «предбанник», девушка решила, что тянуть больше нельзя.

— Пацаны, а с ним что будем делать? — С этими словами она расстегнула молнию рюкзака, вытащила присмиревшего звереныша и посадила его на кафельный пол.

Все охнули, а через мгновение разразились гомерическим хохотом.

Кот как кот, только абсолютно безволосый. С огромными, широко расставленными ушами, со складками «лишней» шкуры на шее, лапах и спине, с неприлично голым хвостом невероятной длины, напоминающим сосиску. Лоб животного, казалось, избороздили глубокие морщины. В сочетании с задумчивым, отрешенным выражением медно-золотистых глаз это производило настолько комичное впечатление, что сдержать смех не смог даже обычно невозмутимый Ефремов.