Дмитрий Казаков - Сын зари

— Ясно, — сказал он и улегся обратно на кровать.

Надо потерпеть, подождать, а затем уйти так, чтобы даже Серега не смог его догнать. Вспомнить бы еще, где точно находится Яблоневая улица, и в какой стороне мосты и Автозавод.

Слабость после раны и сытость сделали свое дело. Кирилл все же уснул…

Когда открыл глаза, день клонился к вечеру, со двора доносились оживленные голоса, звякали ведра, из глубины дома тянуло запахом пшенной каши и жареного мяса.

— Ну, как себя чувствуешь? — спросил Серега, сидевший там, где во время прошлого пробуждения была Дина.

— Неплохо, — ответил Кирилл. — Только надо до туалета дойти… Или Сыну зари туда не положено?

Ирония пропала зря, бывший десантник то ли ее не заметил, то ли не обратил внимания.

— Пойдем, провожу, — сказал он.

По пути до свежевырытой выгребной ямы, что располагалась за домом, посреди бывшего огорода, — они встретили низкорослого Федора, крепкую женщину лет сорока и толстяка с приплюснутым носом. Все трое при виде «пророка» глупо моргали и начинали кланяться.

Кирилл скрипел зубами, но терпел. Молчал.

— Ты очень вовремя проснулся, — сообщил Серега, когда они сделали свои дела. — Скоро ужин, а перед ним неплохо бы тебе сказать, это, как бы… речь там, или проповедь, или молитву возглавить. А то все так ждали, когда ты в себя придешь, боялись за тебя.

— Так уж и ждали? — пробормотал Кирилл. — Кто я такой, чтобы всё это делать? Можешь ты понять или нет, но я — никакой не Сын зари. И вовсе не знаю чего-то такого, что вам неведомо!

— Но кто же ты тогда?

— Обычный человек…

Бывший десантник хмыкнул, и Кирилл неожиданно осекся. Может быть, то желтое свечение сделало с ним нечто такое, чего он сам не замечает? Ведь не просто так он проснулся именно там, и на неделю позже остальных.

Нет, нет, невозможно!

А то, что произошло со всем миром, тотальная спячка, охватившая весь Нижний, да и не только его — это возможно?..

— Ладно, — буркнул он. — Если вы хотите забивать головы ерундой, дело ваше.

Они вернулись в дом, и выяснилось, что в комнате с печью собрались все, кроме оставшегося на страже толстяка с приплюснутым носом.

Обнаружив поставленное у стенки кресло, большое, с малиновой обивкой, Кирилл вздрогнул. Он же видел такое, причем совсем недавно!

— Прошу сюда, прошу садиться. — Федор, до появления парочки беглецов бывший главным в маленькой общине, приглашающе замахал руками. — Мы будем рады послушать и услышать, да.

Кирилл замер, будто пораженный громом. Это кресло, и комнату, и даже сидящих вокруг людей он видел в одном из «воспоминаний», что лавиной обрушились на него тогда, около церкви.

Неужели опять эпизод из будущего? То, что непременно сбудется?

Нет, если он не хочет, то этому не бывать!

Кирилл повернулся, собираясь двинуться в свою комнату, но тут же накатила волна липкой дурноты. Он пошатнулся, и кто-то — он даже не увидел, кто именно — подскочил, подхватил под руки, повел его к креслу.

— Что вы, что… — пробормотал он, но оказалось поздно — под задницей было мягкое, а предплечья лежали на подлокотниках.

Но вот говорить, как в том видении, они его не заставят. Пусть молятся, хоть лбы себе расшибут, он будет молчать.

Кирилл глубоко вздохнул и, откинувшись на спинку кресла, принялся рассматривать собравшихся. Четырнадцать человек: и дети, и женщины, и мужчины, — все заморенные, одеты кое-как, и таращатся на него с надеждой и ожиданием.

Ну, и чего теперь прикажете делать?

Федор беспокойно потер лоб, наклонился к стоявшему рядом Сереге и что-то зашептал.

— Сын зари хочет проверить, насколько открыты наши сердца, — объявил тот. — Начинаем.

Не успел Кирилл глазом моргнуть, как собравшиеся повалились на колени и забормотали какую-то ерунду. Причем каждый свою. Клавдия Петровна пару раз перекрестилась, Дина откинула со лба волосы и, закрыв глаза, застыла, точно изящная статуэтка, мальчишки, глядя на бывшего журналиста, залопотали что-то о том, кто «пришел из рассвета и принес свет».

Это выглядело настолько дико и жутко, что Кирилл содрогнулся.

— Стоп! Хватит! — воскликнул он, забыв о намерении молчать. — Что ж вы делаете!

Все смолкли, наступила тишина.

— Совсем рассудок потеряли? — сказал он, со стыдом понимая, что не сдержался, что видение снова оказалось правдой. — Вы же разумные люди, а не невежественные идиоты из Средневековья. Это те были падки на религиозную галиматью, но вы-то!

Мелькнула мысль, что насельникам века двадцать первого, оболваненным рекламой и телевизором, запудрить мозги куда легче, чем упертым и фанатичным уроженцам тринадцатого или пятнадцатого столетия.

Но Кирилл про мысль мигом забыл, поскольку увидел, как один из мальчишек, не спасенный от неведомой болезни, а другой, чуть постарше, торопливо строчит карандашом в тетрадке.

— Ты что делаешь? — рявкнул Кирилл.

— За-записываю, — ответил пацан, испуганно моргая.

— Зачем?

— Так ведь слова, изреченные Сыном зари, на вес золота, да, — сказал Федор.

Накатившее чувство бессилия оказалось настолько сильным и мерзким, что Кирилл едва не застонал: от него уже ничего не зависело, он мог молчать, мог говорить, проклинать их, ругать, уверять в своей обычности, но в любом случае его «поклонники» истолковывали это как некое указание, как руководство к действию.

Он был, словно статуя бога, способная двигаться и изрекать что-то, что будет объяснено так, как надо жрецам.

— Мы обязательно все запишем, чтобы не забылось и не пропало, — сказал Серега. — Или не надо?

— Пишите. — Кирилл махнул рукой. — Делайте что хотите, только…

Он хотел сказать «оставьте меня в покое», но осекся, поймав взгляд Дины, полный искреннего, ничем не замутненного восхищения. Кирилл подумал, что давно красивые девушки не смотрели на него так.

Затем понял: все ждут продолжения. Неловко закончил:

— …только не причиняйте вреда друг другу.

Серега кивнул, и мальчишка вновь заелозил карандашом по бумаге.

Возобновилось то, что бывший десантник именовал «молитвой», и Кирилл закрыл глаза. Хотел зажать уши, но подумал, что это будет слишком. Придется некоторое время потерпеть.

Подумалось, что богу, если он и вправду есть, приходится выслушивать куда большую многоголосицу.

— Ну что, если Сын зари не возражает, то можно и поесть, — подытожил Федор после того, как все замолкли.

На ужин было обещанное мясо, но со своей порцией Кирилл едва справился. Подступила сонливость, в боку возникла боль, напомнившая о том, что рана никуда не делась, и ему пришлось отправиться в отведенную для «пророка» комнату.

Клавдия Петровна, ворча по поводу того, что лекарства «сдохли», и что в таких условиях работать невозможно, сменила бинты, и Кирилл провалился в сон. На этот раз, к счастью, он не увидел ничего: ни падающей луны, ни погибшей жены, ни дочери. Даже обычных снов не было.