Дмитрий Казаков - Сын зари

— Победа, в натуре, — сказал Васька. — Надо отметить!

Он вместе с Дрюней находился на складе торгового центра «Малиновая гряда», когда обоих вырубило. Проснулись они тоже одновременно и обнаружили, что все вокруг в пыли и грязи, света нет, а по ящикам лазают пищащие крысы.

Выбравшись в торговый зал, наткнулись на испуганных продавщиц и покупателей.

Снаружи тоже творилось хрен знает что: непонятно откуда взявшиеся заросли там, где недавно лежали улицы, горелый остов на месте ближайшего дома, проржавевшие автомобили и тишина, почти невозможная в большом городе.

«Никуда мы не пойдем, — сказал Васька, когда люди начали разбредаться из магазина — по домам, узнать, что с родными и близкими, — тут и хавка, и бухло, и крыша над головой целая, а там не пойми чего».

О жене, толстой Зинке, он не беспокоился — если захочет, она его и под землей отыщет. Дрюне тоже не о ком было напрягаться — не о глухой же старухе матери, что со дня на день отправится на кладбище?

И они остались, решив, что «Малиновая гряда» теперь их, и что надо наводить тут свой порядок. Быстро поняли: годных в дело продуктов осталось не так много — что не испортилось, то сожрали крысы, но зато крепкие напитки уцелели, даже дорогие, о которых простые грузчики раньше не могли и мечтать.

В первый же день они напились, как свиньи. Дрюня залез на крышу магазина и блевал оттуда.

А во второй — с самого утра пришлось отгонять первых непрошенных гостей, решивших поживиться чем-нибудь в «Малиновой гряде»: пару тощих дамочек, притащивших с собой детей. Днем — встречать вторую «делегацию», на этот раз из троих мужиков, и пускать в ход кулаки.

К ним прибился Диман со своей «травматикой», еще несколько нормальных пацанов, вернулись четыре продавщицы. И они понемногу обустроились — приспособились ловить крыс, жарить их на костре, выставлять стражу, чтобы никто из чужаков не сунулся в их владения.

Что именно произошло с миром, Васька не знал, да его это и мало интересовало.

Он хотел просто быть сытым, каждый день пить и трахаться, и чтобы всякие уроды не мешали жить.

— Отметим, зуб даю, — сказал Диман. — Но чо-то их много набежало.

Сегодняшнее нападение, а сидели они в «Малиновой гряде» уже семь дней, и вправду оказалось самым опасным: их выманили из магазина на молодую, красивую девку и попытались завести в засаду. Да только переоценили свои силы и теперь удирали, оставив парочку трупов — одного зарубил Дрюня мясницким топором, другой получил от Михалыча с его пожарным багром.

— Ну и чо? — спросил Васька.

— А то, что скоро с огнестрелом кто-нибудь явится. — Диман убрал пистолет в кобуру. — Чо тогда?

— Вот явятся, тогда и решим, — пробормотал Васька с неудовольствием.

Думать он не особенно любил, особенно о том, что в данный момент его не трогало.

На пороге их встретила Катька из кондитерского, мрачная и деловитая.

— Что, кобелины? — спросила она, прожигая Ваську взглядом. — За сучкой побежали и едва не попались?

— Да ладно тебе, — сказал он. — Обед готов, что ли?

Пять дней назад он взял Катьку себе, решив, что такая баба как раз по нему — фигуристая, шустрая и языкатая. Но пожалел об этом уже раз десять — продавщица, раньше строившая ему глазки из-за прилавка с тортами, оказалась склочной и не особенно ловкой в постели.

— А ты его заработал? — спросила она.

— Ой, получишь ты у меня, — предупредил Васька, начиная звереть. — Иди уже! Петька, всё спокойно?

Оставленный дозорным на крыше парень ответил:

— Чисто.

— Ну, тогда мы внутрь, выпьем по маленькой за победу, закусим…

Едва зашли в «Малиновую гряду», как Михалыч отставил багор и поспешил к бывшей церковной лавке. Там он с помощью уцелевших икон соорудил что-то вроде крохотной церквушки и трижды в день ходил молиться.

— Опять бормотать пошел, — злобно сказал Диман. — И чо, помог ему его Христос, когда все это случилось?

У Михалыча, как все знали, в сгоревшем доме на Лебедева осталась жена и двое детей. Сам он выжил только потому, что пошел на работу и успел выйти из подъезда.

— Ага, — кивнул Дрюня.

Его старуха до тех пор, пока окончательно не оглохла и не тронулась крышей, в церковь ходила, посты соблюдала и сыну вместе с Васькой пыталась на уши лапшу вешать, что, мол, пить не надо, и воровать — грех. Да вот только ничего не говорила насчет того, что подобная ерунда произойдет, да и вряд ли о том какие попы предупреждали.

— Эй, Машка, ранеными займись! — велел Васька. — И пошустрее!

Пострадали в схватке четверо, причем Рафику досталось здорово: ему распороли бок, но не зря у них есть настоящая медсестра, а у нее в загашнике имеется кое-что не испортившееся в магазинной аптеке.

— Сейчас иду! — отозвалась Машка и, подобрав толстый зад, зашагала к мужчинам.

В «Малиновой гряде» воняло крысиным дерьмом и гарью, печка, сооруженная в первые дни, чтобы готовить еду, нещадно дымила, но все же это был их дом, и Васька подозревал, что другого в ближайшее время не будет.

— А ты за бухлом, — велел он, повернувшись к Дрюне. — Конины возьми армянской.

Победа в любом случае есть победа, и ее нужно отметить как следует.

Крик «Подъем!» ворвался в уши, точно отряд разнузданной солдатни — в женский монастырь. Кирилл заворочался, пытаясь разлепить глаза, и тут же получил чувствительный тычок в бок.

Вскинувшись, обнаружил над собой охранника со злобной ухмылкой на небритой физиономии.

— Чего дрыхнешь? — спросил тот. — Вставай, а то без завтрака останешься.

Кирилл проглотил рвущиеся с языка ругательства и откинул одеяло.

Выспавшимся он себя не чувствовал, тело жаждало отдыха, мускулы ныли, ломило спину. В тяжелой голове роились ошметки снов — и того, где видел жену с дочерью, и с упавшей луной. От последнего сохранился не сам пережитый ужас, а некое его послевкусие.

Этим утром все было так же, как и предыдущим: бочка с водой, тушенка, построение, орущий бригадир.

Пригнали их к тому же самому дому, и Кирилл взял, похоже, тот лом, которым орудовал вчера. Едва успевшие поджить мозоли содрал вновь, но когда попробовал беречь руки, махать железкой не так споро, рядом немедленно возник угрюмый Ахмед со сжатыми кулаками…

Жара сегодня была еще сильнее, и работавшие с ненавистью поглядывали в пышущее зноем небо. Многие снимали майки и рубашки, наматывали на головы, чтобы защититься от злого солнца. Кирпичная пыль казалась еще более едкой и ядовитой.

— Фу, неужели так и будем до конца дней горбатиться на товарища майора? — спросил Кирилл, когда пришло время перерыва, и они устроились в теньке.

— Не боись, будем, — грустно сказал Саша. — Даже когда он весь город под себя подгребет, ну, то, что от него осталось, работники по-прежнему будут нужны, ну, не работники, — он оглянулся и понизил голос, — рабы.