Александр Афанасьев - У кладезя бездны. Часть 2

— Но стали заместителем директора…

— Вице-президентом — поправил барон.

— Да, простите. Но стали вице-президентом довольно-таки быстро.

Барон пожал плечами.

— Достаточно проявить себя…

Врет и не краснеет — чисто по-женски возмутилась Крис. Неужели за каждой такой историей успеха скрывается грязь?

— Хорошо… В те времена в Италии было достаточно банков. Но почему-то именно ваш стал вторым по величине банком Европы. Вы не могли бы поделиться секретом, как вам это удалось?

— Но это не моя заслуга. Эта заслуга всего коллектива — сказал барон.

— Господин барон, но и вы, несомненно внесли свой вклад…

Барон сделал неопределенный жест рукой.

— Не такой большой, какой бы вам хотелось изобразить перед читателями, сударыня… Все дело в стратегии.

— В стратегии…

— Да, в стратегии. Точнее, даже не в стратегии, в вере, если вам так будет угодно. Если вы занимаетесь вопросами коммунистического проникновения в Европу, пишете про это книгу — вам должно быть известно, как страшно здесь было в начале восьмидесятых. Остатки баррикад. Германские солдаты, которые пришли спасти нас от коммунизма — но вместо этого они нередко просто убивали нас. Заклеенные крест-накрест окна, чтобы не вылетели от взрыва. Вы видели когда-нибудь такое?

— Да… В Белфасте.

— Тогда вы понимаете, о чем речь. Страна была расколота, ненависть, возбужденная коммунизмом владела душами и сердцами людей. Кто-то просто мстил… а кто-то, возбужденный стратегией коммунизма, решил что ради достижения всеобщего равенства нужно сейчас, прямо здесь и сейчас пролить кровь. Вы ведь знаете, чем заканчиваются мечты о всеобщем равенстве — обычно они заканчиваются убийством, и не одним. Наш народ был расколот, и одна половина считала другую предателями, а вторая, в свою очередь, считала первую грабителями и убийцами. Экспроприация, вот как это называлось. В условиях, когда не уважается право собственности, когда нет единых правил игры — мало кто рискует вкладывать деньги в такую страну. Но мы — рисковали, потому что мы были итальянцами. Все иностранные банки, все дочерние представительства иностранных банков — ушли из нашей страны, закрыли на нас лимиты, они считали, что с Италией все кончено. Но мы верили… нет, мы знали, что Италия обязательно возродится во всем ее величестве. И вкладывали в это деньги. Таким образом — мы, те, которые верили, заняли место тех, которые не верили. Вот и все…

А сам то ты во что веришь? — сама себя спросила Крис, глядя в спокойные, правдивые глаза банкира. Но вопрос этот задавать не стала…

— Хорошо. Вернемся в сегодняшний день. Мы слышали, что вы намереваетесь сделать крупные инвестиции в атомную отрасль, в частности в производство ядерного топлива, в добычу урана и развитие атомной энергетики в Африке. На фоне требований экологов о закрытии всех программ развития атомных станций ваши инвестиции в атомную энергетику выглядят довольно рискованными…

Банкир кивнул.

— Всякая хорошая инвестиция в самом начале выглядит рискованной. Если она не выглядит рискованной — не покупайте.

Крис улыбнулась.

— Скажите это моему брокеру. Он меня совсем разорил.

— И немудрено. Само его звание должно было навести вас на мысль [76] Английский глагол to broke — ломать, разрушать. Брокеры и в самом деле сломали немало судеб и разрушили немало состояний, поэтому фондовым рынком лучше всего заниматься лично. . Так вот, я повторюсь — когда мы вкладывали деньги в свою родную страну, разрушенную революционным безумием — это было рискованно. Когда мы приняли решение сосредоточить свои операции исключительно на евроазиатском континенте, уйдя и с Лондонской и с Нью-Йоркской биржи — это было рискованно. Когда мы сейчас вкладываем средства в атомную энергетику — это тоже выглядит рискованно. Но только на первый взгляд. Альтернативы атомной энергии нет, как бы нас не пытались уверить в обратно. Ветряки, солнечные концентраторы, станции, основанные на использовании тепла земной коры, газ — все это хорошо, но только в краткосрочной перспективе. Уже в среднесрочной мы столкнемся с проблемами. Возобновляемая энергетика хороша как дополнение, но не боле того, обеспечить стабильной энергией промышленных гигантов — оно не в состоянии. Так что мы верим, будущее — за атомом…

Эти места, каменистый берег Сардинии еще не были открыты туристами. Туристические паромы с "сапожка" приходили в Гольфо Аранчи и в Арбату, там же — были и отели, которых на Сардинии было не так много, как могло бы быть — по непонятным причинам, туристы избегали этого места, не особенно любили его. Что же касается Капо Комино — то это был еще один то ли рыбацкий городок, то ли деревушка, притулившаяся на узкой полосе земли, окаймлявшей каймой этот гористый, неприветливый остров. Девяносто процентов территории Сардинии представляли собой разной крутизны горы. А оставшиеся десять процентов — это побережье, рыбацкие деревушки и туристические компаунды. А море здесь было даже не синим — оно была лазурно-голубого цвета, как некоторые химические составы, настолько ярким, что в солнечные дни на него больно было смотреть. Цивилизация в виде отелей, впрочем, заканчивалась береговой чертой.

Если пройти немного дальше от берега, миновать гряду песчаных дюн — здесь есть почти что настоящая пустыня, правда шириной всего несколько сотен метров, а потом углубиться в горы — то рано или поздно вы набредете на заброшенные деревни. Раньше здесь жили люди, теперь здесь никто не живет. Дело в том, что здесь имеет силу Каморра, неаполитанская мафия, зародившаяся именно здесь, в горах Сардинии. Когда власти пытались превратить Сардинию в туристический рай — они предприняли значительные усилия к тому, чтобы отучить местных горцев от мерзкой привычки похищать людей и требовать за них выкуп. В гористой Сардинии, как и во всех горных местах — жили достаточно бедно, рыба большого дохода не давала, потому получение денег за похищенных людей считалось не преступлением, а доблестью, с чем и боролись власти. Справиться с горцами получилось как то не очень, да и превратить остров в туристический рай тоже получилось не очень, но кое-какие подвижки все же были. Они заключались в том, что многие горцы — поменяли свое жилье, старые хибары на острове — на приличное, построенное за государственный счет жилье на континенте Ии переехали жить туда. Деревни остались пустовать — но так, как климат на острове мягкий и ровный, зим со снегом не бывает — им суждено было оставаться туристическими достопримечательностями и двести лет спустя.