Елена Горелик - Лев и ягуар

— Поначалу так и было, — согласилась Галка, сделавшись серьезной. Тема и впрямь больная, причем не только для Сен-Доменга. — Когда здешние испанцы убедились, что их жизни ничто не угрожает, они принялись портить бумагу в таких количествах, что месье Рамбаль, владелец бумажной фабрики, сразу озолотился. Справедливости ради стоит сказать, что наехавшие из метрополии французы от них не отставали. И в один прекрасный день мне это надоело. Я издала распоряжение: во-первых, принимать к рассмотрению только подписанные конкретными именами и конкретными адресами бумаги. Анонимки тут же шли на растопку, без рассмотрения. Во-вторых, по каждому такому доносу тут же начиналось разбирательство. Сперва проверяли, действительно ли этот конкретный человек написал это конкретное письмо. Если нет, и автора установить по почерку не удалось, эту бумагу тоже отправляли в печку. Кстати, сейчас за подписывание подобной кляузы чужим именем — пять лет каторжных работ, как за лжесвидетельство под присягой. Если же авторство подтверждалось, следующим шагом была тщательная проверка правдивости изложенных в доносе фактов. И если выяснялось, что там написана чистая правда, полиция получала жертву в лапы и открывалось уголовное дело. Но если, не дай бог, донос оказывался ложным — а в девяти случаях из десяти так и было — доносчиков за шиворот и в крепость. Долго их там не держали. От пяти до двадцати плетей, в зависимости от обстоятельств — и домой. Или на кладбище.

— Сурово, — покачал головой дон Иниго. — Я слышал, флотские плети-девятихвостки — страшная вещь.

— Вы правы, здесь кляузники не на шутку боятся за свою шкуру. Зато теперь если и доносят, то только по делу. А мы, поработав как следует вначале, избавились от лишней бумажной возни.

— Я не думаю, что вам удалось полностью исключить вероятность ошибки и осуждения невиновного, — засомневалась донья Маргарита. Галка про себя отметила, что держалась эта майянская дама весьма независимо и явно имела большое влияние на своего мужа. — Порой истину установить почти невозможно. Но я уверена и в том, что в этой стране уже сейчас справедливости побольше, чем в иных местах. Самое сложное — удержать это.

— Вы правы, дорогая, — согласился дон Хуан. — Иной раз удержать достигнутое труднее всего.

Донья Долорес, супруга Фуэнтеса, слушала очень внимательно. И не переставала удивляться: как может существовать такое государство? Куба, управляемая ее мужем по прежним, еще испанским рецептам, едва сводит концы с концами. Там тоже требовались перемены, но дон Иниго предпочитал ничего не усложнять. Не платят налоги? Послать карательный отряд и изъять недоимку. Мало продовольствия? Ввести новый побор для крестьян — натуральным продуктом. А если прячут — снова послать карательный отряд. Гора доносов? Чего там время тратить, разбираться: всех в крепость, и дело с концом… Почему же эта донья Алина, безродная пиратка, считает нужным работать над законами и строго соблюдать их исполнение? Почему не поступает как прочие властители, для которых их положение зачастую не более чем весьма прибыльное местечко? Ведь их государства худо-бедно, но живут. А это… Донье Долорес стало страшно. Но едва она раскрыла рот, чтобы задать этот вопрос вслух, как заметила хмурый взгляд мужа. Дон Иниго безмолвно приказывал ей молчать.

— Господа, вы не думайте, будто мы навязываем вам свое понимание слова «успех», — Галка словно прочитала ее мысли и ответила на незаданный вопрос. — Рецепт этого блюда для каждой страны будет иным. И у нас много чего не сходится, масса проблем — крупных и мелких. Но все-таки… Все-таки есть кое-что общее.

— То, что некоторые образованные люди называют благом общества, — произнес дон Хуан. — Которое вы, сеньора, не мыслите без блага отдельных людей, составляющих общество. В этом мы с вами единомышленники, однако вы поймете меня, если к этому благу Юкатан пойдет иным путем. У нас иная история, иная культура. Мы уже не сможем жить по законам предков — принятие нами христианства есть данность, которую невозможно ни отрицать, ни переоценить. И все-таки мы никогда не будем похожи ни на один христианский народ Европы.

— Повторюсь — у каждого свой рецепт успеха, — согласилась с ним Галка.

— Однако у вашего пути есть слабое место, сеньора. Темные невежественные люди — та самая безликая толпа, которая кричала Пилату: «Распни его!» — не способны оценить по достоинству никакое благодеяние. Они будут думать только и исключительно о себе. Они в конце концов заплюют, истопчут и растерзают все, что вы для них сделали, если кто-нибудь злонамеренно начнет внушать им, будто они и есть цвет и величие страны, а вы подавляете их свободу. Так поступал Кортес. Так поступал Писарро. Так, к великому моему сожалению, поступали и мои предки… Вы заботитесь об образовании, но насыщение ума знаниями еще не есть воспитание. Даже весьма образованный человек может в душе оставаться невежественным дикарем. За примером далеко ходить не надо — достаточно заглянуть в гости к послу Англии.

«В корень зрит, — подумала Галка, сразу вспомнив читанные еще в родном мире книги и собственные наблюдения. — Совершенно прав мужик, без живой души и самый умный человек будет хуже пещерного дикаря».

— На это потребуется время, — сказала она. — Много времени и сил. Нужно не пожадничать и не полениться вложить их в образование и воспитание сейчас, зато потом отдача будет колоссальная. Но кое-что в этом направлении мы уже делаем.

— На это может не хватить целой жизни, сеньора, — покачал головой Фуэнтес. — Непосильная задача.

— Для одного человека — да.

— Иными словами, вы намерены положить всю свою жизнь на то, чтобы совершить один только первый шаг? Не слишком ли высока цена?

— Я свою жизнь так дорого не ценю, — холодно усмехнулась Галка. То, что она знала о положении дел на Кубе, теперь находило вполне логичное объяснение: у дона Иниго, кажется, началась пресловутая «звездная болезнь».

Джеймс легонечко коснулся пальцами ее руки: знак «немного остыть». Он все прекрасно видел, и тоже сделал выводы из поведения дона Иниго. По его мнению, вступать с этим доном в пререкания пока было еще рановато…

— У нас в таких случаях говорят: «Гладко было на бумаге, позабыли про овраги. А по ним ходить».

— Тогда зачем ты сгладила острые углы, Эли?

— Я дала тонкий намек, вполне достаточный для понимания. Дон Хуан — умный человек, поймет без разъяснений. А вот дон Иниго… Тоже как будто умный, но мнит о себе, как король Франции.

Джеймс грустно улыбнулся.

— Думаешь, он станет тыкать тебя носом в наши проблемы? — спросил он. — У него ведь тоже воруют, строят всевозможные махинации… Правда, наше воровство не сравнится с подобным бедствием на Кубе, однако вряд ли дон Иниго удержится от соблазна напомнить о самом факте воровства в Сен-Доменге.