Николай Берг - Крепость живых

Утром мичман безо всякой жалости меня будит. В прошлой жизни в такую рань я просыпался только… ну да, в армии. Вылезаю из-под шинели (откуда на мне она оказалась – полная тайна), и начинаем собираться.

– Слушай, а почему ты себе взял наган, а не маузер? – спрашиваю мичмана, пока мы меланхолично чистим зубы остатками вчерашней закуски, как бы завтракая.

– Две причины: не по чину – раз, не по чину – два.

– А снисходя к интеллекту сухопутной крысы?

– Просто же! Первое. Что я такое, чтоб с маузером щеголять? Да любому капразу, не то что каплею, я лучше в карман высморкаюсь – не так обидится. Как ни крути, а тут четко: если с маузером, значит, начальник. В подкорке! Второе. Материалы изменились. Сталь лучше, пороха сильнее. Если тебе нужно стрелять много, то лучше наган. Рабочая скотинка, не сломаешь. Начнешь поливать из маузера – «спортишь вещь». И без того советские патроны сильнее делали, чем родные, маузеровские, по пороховому навесу, так и пороха за полтора века изменились. Мне придется скоро стрелять много – мой район пока не чистили, принимать участие – свято. Ну и неохота попасть впросак в самый пикантный момент. Резюмирую. Не для стрелка такая штука. Для начальника. Вот ты на приеме будешь сидеть с наганом, пациенты подумают: фи, докторишка… А с маузером ты профессор!

Посмеялись.

Потом собрались. Мне собираться было – что голому подпоясаться. Да и мичман не задержался. Место и впрямь на удивление безлюдное, можно бы даже сказать: не задворки Кронштадта, а трущобы… Но безлюдье как раз радует.

У мичмана неподалеку весьма неплохая «тойота» припрятана.

Ехать оказывается недалеко. Вполне можно было пешком добраться.

– Не то время, чтоб пешим гулять, – возражает мичман.

И тут же видим подтверждение – молодой парень в больничной пижаме. Босой, но с виду целый совершенно. Неподвижно, как столбик, стоит у какого-то забора. Мичман тормозит так, что аж заносит машину слегка. Видно, что он узнал покойника. Немудрено – слышал вчера, что одной из точек распространения заразы был как раз военно-морской госпиталь. Видать, оттуда парень дернул. Мичман собирается выйти из машины. Придерживаю его за рукав.

– Ты что? Это ж Сергеев! Он же тут замерзнет!

– Не замерзнет. Ты что, не видишь, что он белый совсем? Он еще ночью помер. Ручаюсь.

– Вот черт! Сергеев! Слушай, доктор, а может, он живой, а?

– Ты уже зомби видал?

– Еще нет.

– Ну так два варианта – либо живой, либо нет. Как думаешь, по такой погоде живой будет так столбиком стоять? Неподвижно? Босиком, в пижаме?

– Перепугался там, кома всякая…

– Не обманывай себя. Его теперь пулей упокоить – единственно, что сделать можно…

– Я не смогу. Не думай, что соплежуй, но не смогу.

– Тогда поехали, в больнице скажем.

– Нельзя. Приказ по гарнизону вчера был: где увидел, там и упокаивай.

– Ты что, такой исполнительный?

– Нет. Просто за один день четверть города накрылась. Мне мужики уже рассказали: один мертвяк может роту угробить легко… Если Сергеев обернулся, то надо упокоить. А то уйдет – натворит дел. Только точно надо убедиться, что он умер уже.

– Хорошо. Вылезаем. Ты с ним поговори. Попроси что-нибудь сделать – руку поднять или, наоборот, присесть. Мертвяк просто пойдет на голос, ничего выполнять не будет. Я его подпущу поближе и упокою. Только когда я его упокаивать буду, ты на это не смотри, оглядывайся мне за спину. А то, не ровен час, сзади кого получим…

Мичман аж физиономией осунулся. С оглядкой вылезаем. Мичман машет руками, кричит, обращается к несчастному парню в пижаме и по имени, и по званию. Заметно, что зомби здорово остыл за ночь. Он же в пижаме – не в тужурке, потому остыть должен был сильно и качественно.

– Брось, ему сейчас долго разогреваться. Пошли ближе.

Вблизи ясно видно, что Сергеев неживой. Глаза открыты, и, глянув в них, мичман отшатывается. Между тем его приятель начинает наконец шевелиться.

– Убедился?

– Убедился… Стреляй. Поаккуратнее только, хороший человек был…

– За забором что?

– Людей там нет.

Зомби представляет легкую мишень. Он пытается повернуться, но ноги у него плохо слушаются. Захожу немного левее, чтоб пуля не шла вдоль дороги и не дала рикошетов, прицеливаюсь. Выстрел негромкий, зомби валится как бревно. Лицо спокойное, я старался, чтобы его не повредить.

Мичман притаскивает какую-то белую тряпицу и накрывает покойнику голову.

Потом поднимает наган вверх и трижды бахает в воздух, в низкое серое небо.

Помолчав, забираемся в тепло автомобиля.

– По нынешним временам с почестями – это редкость.

– Хороший был человек… Хороший…

До больницы едем молча…

Больнице повезло сильно. Все первичные очаги – и обезумевшие покусанные люди, приехавшие из Питера по кольцевой дороге, и наркоман с передозом, и умершая во время операции женщина, и прочие – оказались не в 36-й больнице.

До нее докатилась вторая, а то и третья волна пораженных. Именно по этой причине персонал понес минимальные потери. Не всем повезло, но, во всяком случае, сравнивать с наркологическим диспансером или военно-морским госпиталем невозможно. В госпитале в отдельных помещениях еще были живые люди, и с ними держали связь, но вот начать зачистку пока не могли – сил не хватало.

Вот кто обошелся совсем малой кровью, так это роддом. Получив несколько предупреждений по телефонам, там просто заперлись и забаррикадировали двери.

Рядом с центральным корпусом 36-й больницы стояла грузовая машина с кунгом. Сверху из торчащей трубы вился клочковатый дымок. В кабине сидел немолодой дядька в морской шапке с крабом и морской же шинели. Внимательно посмотрел на нас.

За дверями оказались две тетки с автоматами. Кивнули мичману и внимательно осмотрели наши руки-ноги-шеи. Автоматы они держали как палки, по-бабьи, а вот осмотр был грамотный. Мичмана попросили на выход, а меня отправили дальше. Правда, мичман не ушел, а тут же стал любезничать с тетками, что те приняли настороженно, но благосклонно.

Ясно, после двух лет с таким приговором мичман решил опять окунуться в радости жизни, да и с Валентиной я его пообещал познакомить. Напялив на себя под строгим взглядом дежурной тетеньки бахилы, сижу жду. Приятно глазу – служба не шаляй-валяй, а строго все.

Прибегает поводырь – молоденькая медсестричка. Понятно, меньшую послали. Двигаем на второй этаж. Оттуда в ординаторскую. А там сидит человек десять вместе с Валентиной. Похоже, что она им тут понарассказывала: смотрят на меня с уважением. Подавляю желание надуть щеки и задрать нос.

Чай у них горячий, и мне неловко за свой затрапезный вид – они-то все помыты и причесаны. Впрочем, оказывается, что мне тут могут устроить санобработку – то есть могу и душ принять, и даже ванну, но с этим дольше. Душ – это бы очень к месту. Окопный дух, он, конечно, вштыривает, но лучше без него. С радостью хватаюсь за это предложение, а чтоб им было чем заняться без меня, торжественно вручаю пистолет Коровина Валентине. К сожалению, ТК со склада – с банальными деревянными щечками на рукоятке, но все равно вызывает легкое удивление.