Николай Берг - Остров живых

Толстый лейтанант гаишник (или их надо звать гибэбэдэшниками? Или они опять гаишники? В этом борделе с бесконечной переменой названий черт ногу сломит) попросил меня глянуть, что с тем водилой. Сам лейтенант принялся опрашивать Ершова, и, к моему глубочайшему удивлению, Ершов и тут отвечал без малейшей примеси мата, хотя и очень возмущенно. Вот ведь – даже с начальством нашим не мог удержаться, даже, помнится, выговоры получал и всякие заушения. Потом на него рукой махнули и просто старались с грубияном не связываться, а он, оказывается, вполне могет. Вот подишь ты… Хитрил прохвост, получается. Я нашему драйверу глазами показал, чтоб стерег машину с имуществом, он в ответ понимающе кивнул, встал так, чтоб контролировать.

Водитель «форда», молодой хлюст был весел и приветлив. Увидев мою хмурую физиономию, радостно привествовал меня: «Ля-ля-фа!» – и засмеялся. Ну да, подушка безопасности его выручила, да, собственно, и удар был не силен, просто нас крутануло вокруг своей оси, что добавило ощущений и впечатало красивое женское лицо в битое стекло. Этому-то пидору ничего.

Выполняя обязанности и отбывая номер, осмотрел веселящегося урода. Нет, травм нет. Диагноз-то ясен – передоз оксибутирата. Эйфоричен, туп как пробка, идиотские телодвижения, дурашливость, постоянное повторение одной и той же бессмысленной фразы – все очень знакомо. Мода у нас в Питере среди офисного планктона на оксибутират. Разогнал зевак, те продолжили все снимать на свои мобильники, но чуток поодаль.

Подошел лейтенант.

Радостно улыбающийся хлюст приветствовал его жизнерадостным смехом и этим бесящим в такой обстановке «ля-ля-фа!».

– Ваши документы, – заведомо безнадежно отбыл номер гаишник.

– Ля-ля-фа!

– Зовут вас как?

– Ля-ля-фа!

– Расскажите, что произошло.

– Ля-ля-фа!

Лейтенант посмотрел на меня. Подошел его напарник.

– Должен ли я сказать, что у этого кренделя? – спросил их.

– А то мы сами не видим, что он теплый под бутиратом. Граждане, разойдитесь, пожалуйста!

А я поймал себя на том, что страшно хочется угостить хлюста стакашком водочки. Или даже пивасика. На оксибутират если наслоить алкоголь, даже в малой дозе – вырубит сразу в сон, и сразу же во сне будет рвота. Ну а дальше понятно, в лучшем случае тяжелая пневмония… Пнул эту соблазнительную мысль. Еще подумал, что жаргон у ментов, как наш. Я б клиента тоже теплым назвал.

Пока заполняли документы, я так одним глазом на нашу машину все косился. Гаец попался понимающий. Когда я ему вскользь сказал, что вот у соседей не пойми зачем какой-то лось утюги срезал, только хмыкнул. Действительно, зачем тырить электроды от дефибриллятора, умом не постичь. Так что беречь «сундук со сказками» – первое дело.

Дальше день так коряво и шел: пока машину доставили к станции, пока сдал «рыжего Аппа» – оранжевую укладку врача «скорой помощи» УМСП-01-П для хранения и переноски медикаментов, пока в «Клизмационной» у начальства объяснялся…

Потом я тупо сидел в комнате для отдыха, а ребята продолжали мотаться как заведенные. «Фершалы» из псово-поисковой бригады возились с подарком – пататором, пришлось еще и драться, когда клиент сделался буен и помещение его в пионерскую комнату осложнилось… Ну сделали укол в мясо, угомонили.

Лозовой на обед заскочил: тянули тяжелого пациента, пришлось посадить на трубу, но таки привезли клиента на гармошке, сдали в приемное нормально, жить будет. Похлопал меня по плечу, посочувствовал, что повезло нашей бригаде поймать в нашем поле чудес сектор «Приз».

Еще люди забегали, кто говорил что-нибудь, кто так молча сочувствовал, а я сидел тупой и словно заржавевший. Разве что поздравил новичка Володьку с первой шуршастой благодарочкой – попал он на автобряк, битый мужик с ЧМТ, челюскинец, докатили его в ЧМХ, там супруга пострадавшего сунула несколько цветных бумажек в карман. Липский последним приперся. Последний вызов у него дурацкий был – на кровопотерю вызвали. Ножевое множественное. А оказалась типовая эмо-скрипачка и всех ран – десять царапин поперек запястья. Тут я, немного очухавшись, ухмыльнулся и спросил, какой коктейль Липский засандалил: просто «подводную лодку» или уж совсем «подводную лодку на грунте»? Или просто покрасил ухи зеленкой?

Липский слегка пошевелил пальцами, что по выразительности соответствовало «махнул рукой», и совершенно неожиданно рассказал, что, когда был помоложе, чуть не первым вызовом прибыл к «цэрэушнице», так тогда называли больных раком (канцером). У молодой еще тетки был запущенный рак молочной железы, уже в стадии распада. Это жуткое зрелище, запах тоже жуткий. Впечатляет даже и не по первому разу. И не привыкнешь к такому. Так вот, пациентка на коленях умоляла молокососа, чтоб он ей помог уйти. А он не мог. Никак. Максимум – это отпустить, но не помочь уйти. Да и отпустить не просто, когда человек уходит, – просто ничего не делать. Рефлексы протестуют. Вот он и ездил, колол ей обезболивающие строгой отчетности… До самого конца. И каждый раз она его умоляла, только уже встать не могла, слабела быстро.

Не понял я тогда, к чему это он вспомнил. Да еще и старейшина Гарифуллин пришел, налил нам по полстакана коньяка из «особого резерва» и посоветовал мне выспаться.

Ну я и выспался. Утром страшно удивился: что, левая рука не проснулась, что ли? Нет, не проснулась… Пальцы двигались нормально, она вполне все чувствовала, только вот обессилела на удивление. Словно известный лохотрон, когда мощная стальная цапалка в стеклянном ящике оказывается не в силах вытянуть мягкую игрушку из кучи таких же, лежащих внизу. Хватает и разжимается. Так вот и с рукой. Даже карандаш удержать не может, не говоря уж о ложке или повороте ключа в замке. Очень как-то неприятно стало. Поскакал на подстанцию. Общим разумом пришли к выводу, что шея не зря вчера хрустела. Вот потом и оказалось, что лучше всего плавание помогло руку восстановить. А еще меня удивила Светка, когда мы ее навестили. Она страшно стеснялась, старалась сидеть к нам боком и под конец неожиданно для меня сказала, что с удовольствием поменялась бы со мной своими пустяковыми царапинами. Это она так довольно резко ответила на мое утверждение, что ее никак не портит происшедшее. Потом допер, что это мужчину шрамы на морде украшают. У женщин отношение к такой скарификации другое, тем более что у Куренковой и личико симпатичное, и кожа как у девочки. Была. А теперь пол-лица – шрамы будут. Оно, правда, без нагноения обошлось, но распахало-то изрядно. В общем, хреново утешил. А кто смог бы лучше, пусть бросит в меня камень.

Потом Светка осталась на «скорой», но уже не на линии, а в Аквариуме, диспетчером. А я из-за уснувшей руки подался в тихую гавань – на «неотложку». Как-то встретились с Куренковой на Невском, поболтали о том о сем. Она призналась, что не может заставить себя сесть в «скорую». Даже издалека видеть неприятно. И со шрамами пока плохо – несколько косметических операций уже сделали, а ненамного лучше стало. Я галантно попытался уверить ее, что она по-прежнему прекрасно выглядит, но в ответ она грустно улыбнулась и попросила меня закрыть один глаз. А когда я зажмурил левый глаз, обозвала меня «вруном одноглазым». И, к сожалению, была права. Нет, она по-прежнему была симпатичной, я за ней не приударил только потому, что с мужем ее хорошо был знаком, да еще, пожалуй, потому, что придерживался всегда принципа «не путать рабочее место с нерабочим», хотя муж, конечно, был весомее, хороший мужик. Так вот да. Располосованная багрово-красными рубцами половина лица действительно сильно мешала.