Валерий Большаков - Черное солнце

После штурма Джакарты и Багдадской битвы союзы государств заключили Пакт о всеобщем разоружении. В зонах демилитаризации шла тотальная зачистка: спецтанки с направленными психоизлучателями прочёсывали джунгли и саванны, шли цепями, как загонщики на облаве, собирая в кучу разномастных партизан, моджахедов и прочую красно-коричнево-зелёную шушеру.

Противника не истребляли — врагов человечества пропускали через селек-станции, тщательно сортируя. Самым невоздержанным в умертвиях имплантировали мозговые датчики и отпускали на волю — тихих и кротких, просветлённо улыбавшихся, незлобивых и смиренных.

Их прозывали беатами — «блаженными». Правозащитники, по давней своей дурной привычке, подняли было вой, рыдая с высоких трибун о горькой судьбе этих отверженных, но быстро заткнулись — женщины охотно шли замуж за беатов, зная, что те не обидят ни их, ни детей, зато будут вкалывать как проклятые. Саиду ан-Насыру и вовсе вручили Нобелевскую премию по литературе — когда-то этот «блаженный» лично рубил головы неверным в захваченной Барселоне, давил танками пленных солдат из Международных войск — в общем, тот ещё садюга был. А стоило ему заделаться беатом, как подавленная агрессия и жестокость уступили великому дару поэта. Вот и думай, в чём правда и как добро отличить от зла…

Горнер усмехнулся своему отражению, наблюдая, как молодой, лощёный форт-лейтенант втягивает живот и расправляет плечи — привычка, отработанная до рефлекса.

Он очень гордился своим назначением на станцию «Сульдэ», хотя товарищи по Высшей Школе Космогации в Куру не разделяли его увлечений. Они почитали службу на «боёвках» скучной, стремясь влиться в экипажи патрульных крейсеров. Вот только с каким врагом они собирались скрещивать лучи пакетных лазеров? С коварными пришельцами? Со зловещими пиратами, оседлавшими межпланетные коммуникации?

Виль покачал своему отражению головой, продолжая заочный спор, — нет, ребята, истинный враг, как был, так и остался на Земле! Гангстеры из могущественного Синдиката, боевики из «Пурпурной Лиги», океанцы и антаркты — вот они, вероятные противники прогрессивного человечества!

Нет, это, наверное, интересно — бороздить просторы Вселенной, но место офицера — на передовой, на бастионе осаждённой крепости. «Сульдэ» — именно такой бастион, и форт-лейтенант Горнер всегда готов пресечь происки…

— Форт-лейтенант Горнер! — разнеслось по громкой связи, сбивая неторопливый ход мыслей. — Срочно явиться в штабной отсек!

Виль торопливо заклацал подковками, гадая, учебная это тревога или — наконец-то! — боевая?

Диспетчерская соединялась с центральным блоком узким, овального сечения коридором с мягкими пружинящими стенами. Коридор был как бы осью тороидального колеса, «бублика», в котором располагались казармы, то бишь жилые отсеки.

В конце коридора Виль свернул направо, миновал зал отдыха, поднялся по эскалатору на второй горизонт, встал на кольцевую дорожку и соскочил в военном секторе.

У дверей штабного отсека дежурил молоденький космопех в форменке — чёрной с серебром. Сохраняя каменную неподвижность лица, он отдал честь и откатил овальную дверь. Горнер козырнул в ответ и перешагнул высокий комингс.

Штабной отсек был неэкономно просторен для помещения орбитальной станции. В широком, на полстены, экране, красовался гигантский корабль — фотонный прямоточник, похожий на кубок. Он висел и переливался в лучах заходящего солнца, словно позолоченный. Звёзд не было видно, только в уголку экрана сияло красно-синее пятнышко — это отсвечивал «Спу-20 Звезда».

За рядами пультов сидели дежурные офицеры, а на фоне экрана сутулился форт-капитан Саахов, жгучий кавказец.

— Господин форт-капитан… — начал Горнер, но Саахов оборвал его нетерпеливым движением руки.

— Вах! Проходи, проходи, дорогой… В волновой психотехнике хорошо разбираешься?

— Так точно, господин форт-капитан. Это моя военная специальность.

— Тогда посмотри вот на это…

Форт-капитан подвёл Виля к контроль-комбайну и показал на монитор, кажущий тьму цифири.

— Вот, засекли мощное психодинамическое излучение из района Антарктики. Девятого декабря в полдесятого был зарегистрирован сильнейший всплеск, на всё Южное полушарие. Сегодня, в пятнадцать пятьдесят, случилось то же самое.

Горнер бегло просмотрел индексы и отстранился.

— Это, наверное, ошибка, — неуверенно проговорил он.

— Исключено, — отрезал Саахов.

— Но таких значений не бывает! — робко запротестовал форт-лейтенант. — Это просто невозможно! Семнадцать мегафрейдов, восемнадцать… Вот, даже двадцать один мегафрейд! Никакие современные технологии не позволяют создать психодинамическое поле такой мощности!

Виль смолк и вытаращился на Саахова. Форт-капитан сверлил его глазами.

— Во-от… — протянул он зловещим голосом. — А антаркты, выходит, смогли!

Резко выпрямившись, Саахов скомандовал:

— Психологическая тревога! Запретить все старты и финиши. Все активные средства привести в полную боевую готовность! Наладить связь с Международным Комитетом по Контролю за Разоружением!

— Связь есть, — доложили дежурные. — Диктуйте, господин форт-капитан!

— «На территории Антарктической зоны освоения, — медленно и внятно проговорил тот, — зарегистрированы явные следы испытаний сверхмощного психодинамического оружия, представляющего прямую и явную угрозу для человечества. Прошу принять меры по экстренной демилитаризации АЗО». Всё! Отослать спецкодом по сверхсрочному каналу!

— Есть!

— По местам!

Виль Горнер метнулся к двери и поскакал по магнитному полу, едва цепляясь за него. Форт-лейтенант ликовал — не зря всё было, совсем не зря! Страшная опасность нависла над Землёй, но часовые человечества всегда на посту — враг будет разбит, победа будет за нами!

12 декабря, 16 часов 15 минут.

Атлантика, СПО «Авалон».

Плавучий остров «Авалон» являлся самым большим в мире. На нём даже леса высадили, и весьма занятные — где ещё увидишь, чтобы рядом зеленели тсуга и юкка, кактус чолла и клён?

Тут текли речушки и разливались пруды, даже скалы имелись, поля и луга, а в самых прелестных уголках «Авалона» стояли деревеньки — сплошь из роскошных вилл и бунгало.

И ещё на СПО был Город — именно так, без названия. Просто Город. Сити.

Он располагался в самой серёдке «Авалона» и был застроен округлыми эмбриодомами в два-три этажа, чьи изящные выпуклости чудились природными образованиями и рождали смелые, даже игривые ассоциации. Дома, фонтаны, статуи, аллеи Города казались членами одного организма, неразрывными в своей целокупности, как произведение искусства. Сити был разрезан на сектора, как торт на куски, — так, чтобы всем досталось. Американский сектор соседствовал с французским и немецким, бразильский — с канадским и скандинавским. Ну и так далее.