Владислав Выставной - Тварь

Точку в этой истории поставил наемник в экзоскелете, стремительно ворвавшийся в лабораторию, несколькими точными ударами разделавшийся с химерой и прочими не вовремя разошедшимися мутантами. Когда казалось, что все уже кончилось, с пола поднялось еще одно ожившее тело, на этот раз человеческое – то самое, с откушенной головой. Нетвердой походкой оно направилось в сторону живых, мертво нажав на спусковой крючок и поливая огнем все перед собой. Бука видел, как с потолка, прямо в торчащий над разорванной шеей позвоночник, вонзилась мощная, извивающаяся молния. Шагающий труп с автоматом казался марионеткой, подвешенной на нитях электрических разрядов. По чистой случайности ни одна пуля никого не задела – наемники успели рухнуть прямо в смесь из консерванта и стеклянных осколков. Последний путь обезглавленного трупа был оборван ударом обладателя экзоскелета. Наступив на сбитое с ног тело, тот выпустил очередь прямо в ему позвоночник. Тело замерло окончательно.

Зато поднялось другое – принадлежащее доктору Чико. Выкатив единственный уцелевший глаз, мертвец с гортанным звуком, растопырив окоченевшие руки, направился в сторону наемников. Из головы его тоже тянулся куда-то невидимый «простым смертным» разряд. «Вот, значит, как появляются зомби», – подумалось Буке.

Шел он недолго: голова его, будто семенами, наполнившись пулями, взорвалась, как переспелый арбуз. Доктор Чико со звуком мокрой тряпки плюхнулся на пол. Наемники поднялись, переводя дух, стряхивая с себя мокрые осколки стекла. Уверенность исчезла с их лиц. Среди них Бука не заметил Попугая. Доктор Бах тоже куда-то исчез.

Зато теперь лаборатория наполнилась неясными, полупрозрачными фигурами – людей, мутантов, смутных пейзажей. Трудно сказать, были ли эти призраки столь же опасными – только нервы у наемников не выдержали, и все они, один за другим, выскользнули в коридор. Мгновенно исчезли и образы. Наступила тишина, только слышно было, как утекают сквозь решетки в полу остатки консерванта.

И тут же Бука ощутил стремительно наваливающуюся усталость. Некоторое время он сопротивлялся ей, предполагая, что именно так и подкрадывается смерть. Но силы были неравны, и неодолимая ватная тяжесть обрушилась, оглушила его.

Наверное, он, все-таки, отключился. Иначе не объяснить, куда пропали потолок и стены, и откуда вокруг этот знакомый серый пейзаж. Он был на каком-то пустыре, но это не имело значения: главное – он был на поверхности, и вокруг была знакомая с детства Зона.

– Что со мной? – спросил он в пустоту.

– С тобой – я… – знакомый голос, казалось, лился ото всюду – из воздуха, от камней, от травы, от мертвой земли.

– Кто ты? – спросил Бука, хотя, наверное, знал ответ.

А потому не получил ответа от этого неприятного шепота.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил Бука.

– Хочу, чтобы ты остался, – прошелестело вокруг, и вроде бы даже пробежал легкий ветерок – пригладивший желтую траву, закрутивший в маленький смерч пригоршню радиоактивной пыли.

– Остался – где? – не понял Бука.

– Во мне-е-е… – прошелестел ветер, пронося мимо легкую взвесь жгучего пуха.

Что-то было не так. Бука понимал, что на самом деле его нет здесь. Он – глубоко под землей, порезанный мучителями в белом, которые, очевидно, сами того не подозревая, вторглись на запретную территорию, тронули тонкие струны, пронизывающие этот мир, замкнули невидимые «пробки». Где-то в глубине его измученного организма сгорели какие-то хитроумные «предохранители». И теперь что-то случится. Он не знал, что именно, не знал, хорошо это или плохо – но что-то непременно случится.

Потому что что-то уже случилось с ним самим. И понимание этого родилось не в нем – оно словно пришло извне, как пришел ниоткуда этот загадочный голос.

…Теперь же, прямо перед ним, будто стремясь заглянуть прямо в глаза, дрожал ослепительный клубок молний – электра. Разряды тянулись от нее к земле, делая аномалию похожей на огромного тонконого паука, пьяно качающегося на длинных, слабых ногах. Странно – она казалась совсем не страшной. Будто он и не видел никогда, как люди, попавшие под ее разряд, превращаются в пепел.

Какая-то сила заставила его протянуть руку – чтобы погладить это искрящееся, переливающееся синеватыми разводами «брюшко»…

Очнулся он, словно от удара током.

В первый момент ему показалось, будто что-то случилось со зрением. И только увидев вспышки выстрелов, понял, что не ослеп – просто опять что-то произошло с освещением.

– Ты как?! – горячечно зашептал в ухо голос Ники.

– Нормально… – проговорил Бука, только теперь осознав, что во рту уже нет кляпа, руки свободны от ремней. Он дернулся, попытавшись подняться – и резкая боль обожгла грудную клетку. Он застонал, прижимая ладонь к ребрам, ощущая там мокрое и горячее. Все же, сделал усилие и, превозмогая боль, сполз на пол.

– Вот сволочи… – чуть не плача, проговорила Ника. Странно было слышать подобные интонации в голосе этой сильной девушки.

– Что происходит? – выдавил из себя Бука. – Ты видела?

– Что? – не поняла Ника. Поглядела в сторону развороченных «колб», окончательно застывших трупов мутантов. – А, ты про это… Что здесь произошло?

– Да, так… – невнятно сказал Бука. Тем лучше – не стоит ей этого знать. Никому этого знать не стоит – даже ему самому… – Куда делись… все эти?

– Черт их разберет! – сказала Ника, глядя в сторону полураскрытой двери. Оттуда доносился треск автоматных очередей. – Похоже, еще кто-то пожаловал – пробиться сюда пытаются…

Приглушенно грохнуло. Все затряслось, на голову посыпалась мелкая пыль.

– Кто тебя освободил? – спросил Бука, Пытаясь подняться. Первая попытка окончилась резкой болью под ребрами. Он замер, переводя дыхание.

– Сама, – коротко сказала Ника. – Воспользовалась ситуацией…

В тусклом свете индикаторов продемонстрировала автомат, кивнула туда, где из темноты торчали чьи-то ноги в тяжелых ботинках.

– Где Антонов? Где Маус?

– Где Маус, не знаю, – сказала Ника, вскрывая армейскую аптечку. – Антонов здесь, вон, в себя приходит. Больно тебе? Давай, вколю анестетик…

Он не стал спорить. В бедро впилась игла, беззвучно впрыскивая в тело обезболивающее. Он ощупал рану – с краев, будто тяжелые хромированные пиявки, все еще свисали какие-то крючки и зажимы. Превозмогая боль, он стал сдергивать и отбрасывать от себя холодный металл.

– Покажи! – потребовала Ника, пытаясь разглядеть рану в слабом свете. – О, нет… Сейчас позову Антонова. Тут, наверное, зашивать надо…

– Не надо, – сказал Бука, подымаясь на ноги. Его шатало, боль разъедала грудину, но отчего-то он был уверен: организм справится. – Давай убираться отсюда, пока охраны нет. Если я не смогу уйти – уйдете вы.