Борис Сапожников - Наука побеждать

Гренадеры прикладами сбили запорный брус и растащили покорёженные створки в разные стороны. При этом, едва не угодив под топоры вошедших в раж сапёров.

— Halte! — выкрикнул я. — Cesser!

Бородачи остановили уже вскинутые топоры, готовые обрушиться на головы моим гренадерам. Они кинулись обниматься с гренадерами, а после этого короткого приветствия, мы, вместе с французами, устремились внутрь города. Не прошли и пары кварталов, когда в южной стороне города, раздался взрыв. Минёры сделали своё дело.

В городе уже начались пожары, многие солдаты, позабыв о войне, принялись грабить, забираясь в дома. Британцы стремительно отступали к порту, мы просто не поспевали за ними, они оставляли город в нашем полном распоряжении, чем многие и пользовались. А вот в порту, среди узких улочек, они закрепились надолго, давая возможность как можно большему числу своих товарищей отплыть из гавани. Как в восточной легенде, что рассказывал мне мастер Вэй, где воин подставил врагам правую руку, а когда они отсекли её, левой изрубил их всех. Уэлсли без жалости пожертвовал двумя батальонами пехоты, приказав им закрепиться в порту и держаться до последнего.

Нам приходилось драться за каждый шаг, что мы делали в портовых улочках, обильно поливая его кровью. Однако два батальона, пускай и в таких условиях, могли лишь ненадолго задержать нашу армию. Тем более что с нами шли бородачи-сапёры и из гренадерских рот, и из инженерных войск. Своими топорами они легко выламывали двери, и даже стены убогих портовых лачуг и более-менее приличных домов, после чего мы врывались внутрь, убивая всех, кто мог оказать сопротивление. Да и просто всех, кого видели.

И вот мы прорвались к пристани, но лишь для того, что увидеть корму нескольких десятков британских транспортных кораблей. Дальше, на рейде, стояли крейсера и один линкор, развёрнутые к городу бортами. Однако отрывать огонь они не спешили — великовато расстояние. Вот будь тут паровые корабли с паровыми же пушками, нам бы не поздоровилось. Если верить рассказам знакомых артиллерийских офицеров, конечно.

Напоминая об артиллеристах, с одной из башен форта, защищавшего вход в гавань Опорто и уже захваченного французами, прогремел выстрел. Меткое ядро врезалось в верхушку грот-мачты последнего из уходящих британских транспортников. Union Jack, украшавший её, упал в воду и закачался на волнах. Матросы попытались достать его баграми, однако он лежал на воде слишком далеко ото всех судов, и им это не удалось.

— Ну, вот и всё, — сказал подошедший Ахромеев. Он был одет в майорский мундир Павловского гренадерского полка. — Кончилась русско-французская дружба.

— Прямо так и кончилась, — удивился я. — Почему вы так считаете?

— Британцы запросят мира, — ответил Ахромеев, — Бонапартий им его не даст, а вот наш Государь…

— В малодушии обвиняете нашего Государя? — в шутку спросил я.

— Не знай я вас, Суворов, в два счёта отправил бы в Сибирь, — мрачно усмехнулся действительный статский советник тайной канцелярии. — Дело не в малодушии, коим Государь наш наделён быть не может, ибо он наш самодержец. Просто государственные интересы требуют скорейшего разрыва с Францией и мира с Британией.

— Выходит, — заметил я, провожая взглядом корабли под британскими флагами, — в ArmИe Grand не будет русских полков?

— А оно нам надо? — пожал плечами Ахромеев. — Нам с Британией делить нечего. Это будет уж очень похоже на Индийский поход, задуманный императором Павлом. К тому же, Вильгельм Гогенцоллерн тайно обратился к Бонапарту и теперь citoyen Талейран отправился в Берлин, чтобы решить «небольшое недоразумение, возникшее между великими державами при Труа». Как тебе формулировочка? И, заметь, к нашему Государю подобных послов из Пруссии не было.

Да, граф Черкасов сотоварищи щи не лаптем хлебают, как говорит наш весьма меткий на словцо народ. Не успел прусский король сепаратно мира запросить, а об этом чиновники нашей тайной канцелярии даже в Испании знают. Отлично поставлена и отлажена служба.

— При этом, — продолжал Ахромеев, — наша Западная армия, она же Экспедиционный корпус Барклая де Толли, которая должна была оборонять наши границы с Варшавским княжеством, обескровлена сражениями в Европе, чёрт знает за что. Вместо вас уже формируется новая армия из полков внутренних губерний, командование ею примет Барклай. А ваши полки отправятся на переформирование в места постоянной дислокации. Отдыхать вам, думаю, придётся не долго.

— Новая война, — вздохнул я. — Знаете, Ахромеев, я уже начинаю завидовать средневековым рыцарям. Тем, если судить по романам, просто дома не сиделось, с одной войны рвались на другую. Нет войны в Европе, так в Святую землю. Там мир — так к нам, ну, или в Чехию, Польшу или к туркам. В общем, сами находили себе войну. А я вот уже устал от войны. И пары лет не провоевал.

— Тут всё зависит от того, — усмехнулся Ахромеев, — кто стоит у власти. Вот Бонапарт, как видишь, ещё не навоевался. Он, как раз, из тех, кто живёт войной.

(выдержка из статьи в «The Times», повествующей об очередном заседании Парламента, относительно мирного договора с Российской империей)

Сэр Генри Сен-Джон, виконт Боллингброк, объявил сразу после открытия сессии Парламента:

— Я, как представитель оппозиции, заявляю, долой! Мы требуем отставки нынешнего кабинета, кабинета войны!

Ему возразил глава дипломатического министерства многоуважаемый лорд Каннингем:

— Распустив существующий кабинет министров, мы не решим проблему войны. Вы считаете, что если не я, к примеру, вы, уважаемый лорд Боллингброк, обратитесь к узурпатору Бонапарту, с мирным предложением он примет его? В таком случае, я был слишком хорошего мнения о вас. Бонапарт желает войны! Кровавый узурпатор жаждет британской крови!

— Быть может, с Бонапартом и не удастся договориться о мире, — возразил ему лорд Боллингброк, — однако прочие его союзники значительно разумней Корсиканца.

— О ком вы? — рассмеялся ему в лицо лорд Уолсфорд. — О немцах с цесарцами? Они неверны, что докали битвой при Труа, развернув войска против союзников. Или, быть может, о русских варварах? Ха, говорю я вам, чего можно ждать от этих московитов?

— Замечу вам, уважаемый лорд Уолсфорд, — ехидно сказал ему лорд Боллингброк, — что столица России уже полвека как перенесена в Санкт-Петербург, так что называть русских московитами несколько поздно. Во-вторых же, быть может, вы, уважаемый лорд, ещё не знаете, что именно с помощью русских, как вы выразились, варваров, сэр Артур Уэлсли, первый виконт Веллингтон, был изгнан из Испании.

— Быть может, сам сэр Артур, выскажется по этому поводу, — предложил лорд Каннингем.