Виталий Сертаков - Кремль 2222. Юго-Восток

Хорошо, что у меня друг такой умный! Завсегда у него в запасе полезные штуковины есть! Вот и сейчас потянул откуда-то с пояса гибкую такую железяку.

— Это цепь, давай наматывай!

Баги очнулись, с воем кинулись, да поздно. Мы с рыжим еле успели взад откинуться, когда вся орава на решетку полезла. Скрежещут, когтями металл царапают, ешкин медь, но нас достать не могут. Натянул я цепь на штырь, из стены торчал, должно пока удержать.

И — рванули наверх.

Сколько кругов пришлось по лесенке сделать — я и не считал, аж в башке закружилось. Мешок со жратвой внизу остался, самопалы потеряли, куртки теплые. Отшельник суму тоже позабыл, только с посохом боевым не расстался. Из носа у Чича кровь лилась, рукавом утирался. Иголка все чаще садилась, отдышаться не могла. Она лучше нас имущество сохранила, коробки свои и баночки.

Голова на ружье опирался, хромал сильно. Один арбалет сумел спасти, пороху немножко.

Наконец в перегородку уперлись. Хилая, дырявая.

— Ты глянь, кажись, свежим воздухом потянуло?

— Дай я первый!

— Ой, был тут один такой первый, теперь носки в углу вяжет!

— А ну, не галдите все!

Притихли вроде, даже Чич перестал себе под нос гундосить. Я харю подставил, маленько башкой покрутил… ну точно, ешкин медь, из щелей вроде как листьями прелыми запахло. Чего тут жалеть, зажгли последние спички, быстро замок сбили. Очутились в круглой комнате. Посередке дыра была здоровая, с вентилятором, только лопасти прикипели, не крутились. Сверху откуда-то вовсю текла вода, бетон по стенам раскрошился, зарос серым мхом. У решетки вентилятора на сыром полу догнивали несколько скелетов. Мало что от них осталось, кости всюду валялись, куски резиновой защитки и засохшие всякие букашки.

— Это баги их погрызли? — Иголка маленько задергалась, уж больно ей жуки не по нраву пришлись, ко мне прижалась, ага. — Здесь опять эти твари! Я слышу их запах, они нас догоняют!

— Не бойся, это обычные крысы, вон зубья мелкие, — я подобрал чью-то бывшую ногу, оглядел следы укусов.

Рыжий ногу у меня отобрал, на что любопытный, хлебом его не корми, дай покопаться в какой падали антиресной. Тут же в самую кучу полез, ножом поковырял.

— Ты глянь, грил я вам — вражьи это защитки, вона и буковки вражьи на кармашках. Видать, дверь заклинило, выбраться не смогли.

— Сдохли — туда и дорога, — сплюнул Чич.

— Любишь ты людей, отшельник, — похвалила Иголка.

— Особливо с редькой и щавелем, — согласился Чич.

— Какую дверь? — спросил я. Больше всего я напугался, что из этой круглой комнаты нет выхода. Но наверху был люк. Круглый и трухлявый.

Тут мы друг на дружку поглядели — и заржали. Сил нету, упали, ноги не держат, свалились — и ржем. После боя и не такое бывает.

— Ну чо расселись? Долго ляля будете? — спросил я.

Сам встал, плечом на люк навалился, крышка захрипела, заскрипела, еле сдвинулась.

— Ну-ну, отошел бы, не то родимчик схватишь, — заржал Голова. — Погодь, мы ее, заразу такую, маслицем, маслицем…

Все же хорошо, когда друг у тебя такой умный. Я бы не додумался масло для машин за собой таскать. То-то у рыжего в карманах куча добра!

Подождали, навалились хором, завизжали колесики, крышка поехала. Далеко не уехала, правда, но мы протиснулись, ага.

— Тут ступеньки, лестница наверх!

— Ешкин медь, можно не орать?

— Ой, мальчишки, там свет, свет!

Свет — это здорово. Побежали мы, точно коровы дурные, хотя сто раз ученные. Дык соскучились по солнышку-то!

— Вот черт, как отсюда выбраться-то?

— Славка, подсади меня, я в ту дыру поглядю.

Лестница кончилась, вылезли в такое место, навроде круглой башни для стрельбы. Наверху — окошки и решетка толстая. А снизу воздух свистит. Ну чо, ясное дело, вентиляция для метро. Эх, думаю, попали в переплет, без инструмента хрен эту выломаешь! Гранат-то больше нет.

Я рыжего поднял, он схватился за решетку и… уронил мне ее на башку. Хорошо, что я твердый, другому бы точно мозги отшибло. Решетка-то хилая оказалась, ага. Всю харю мне ржавчиной засыпало, Голова задергался, давай меня ощупывать и причитать. Ну чо, поржали вместе, я его второй раз подсадил. Голова башку в дыру высунул и затих, ага. Я говорю — эй, ты чо, ловко так устроился, ногами некультурными мне в харю тычешь, а сам заснул?

Вдруг всхлипнул кто-то вроде. Я сперва даже не понял, дык не каждый день мой друг слезу пускает. То есть, если честно, вообще никогда рыжий не плакал. А тут дрожит, будто поганок переел, и щеки мокрые.

— Ты чо, ты чо? — напужались мы с Иголкой, сняли его вниз. А этот дурень то ржет, то плачет, не разберешь.

— Там… там… — бормочет, зубами стучит и скалится.

Ясное дело, прислонил я его в уголке, не бросать же человека, если он поглупел. Я ружье к стене подставил, Чича наверх выпихнул, затем Иголку и сам нос высунул. Ничего особо не видать, сыро, тени мокрые, дома вокруг или чо. Кажись, рекой близко пахло и всякой дрянью незнакомой. Но я разбираться не стал, небо вижу — и то здорово!

— А ну, красавица, помоги мне маску застегнуть, — забормотал отшельник. Непонятно мне было, чо он вдруг харю решил закрыть, застеснялся, что ли. В тоннеле без тряпок своих обходился, а тут вдруг застенчивый стал, ага.

— Ты видел? Ты видел их? — обхватил меня внизу Голова.

— Ты сильно не волнуйся, — сказал я ему. — Сиди тихонько, щас выберемся, тебе Иголка травки заварит, чтоб прослабило.

Но рыжий не унимался. Вскочил, помог остатки барахла поднять. А сам — то ржет, то плачет. Ладно, решил я, бывает, что и с детства дурачками рождаются, и ничо так, к простой работе способные. Жаль, конечно, рыжего, умный он был и механик самый толковый на всей промзоне…

Вылез я сквозь дыру — а наружи темно. Голуби жирные вокруг ворковали, потревожили мы их, что ли. Оказалось, мы высоко над землей вылезли. Внизу — хлам всякий, мусор, кусты, а мы вроде как наверху башенки голой. Я сразу понял, что вокруг нас завод. Агроменный заводище был, может, почти как наш Факел, только порушило его здорово. Может, био прошлись, а может, бомбами какими так разровняло, вроде улиц получилось. Хотя ясно, что прежде улиц вовсе не было, а цельные здания стояли.

— Славушка, Славка… — Иголка вдруг заикаться стала. Обернулся я — ешкин медь, плачет. Напужался я маленько, вдруг она, как рыжий, поглупеет? Ну чо, первым делом за меч я схватился, к Чичу сунулся — мол, кто жену мою забижает? Кроме Чича, больше некому, только он в мозгах ковыряться умеет. А Чич сидит на краю башенки, ноги свесил — и ржет. А после и Иголка хихикать снова начала. И рыжий изнутри до оконца дотянулся, гогочет. Надо мной ржут, что ли?

Но смеялись не надо мной. Просто я не видал еще того, что видели они, Чич обзор заслонил.

Далеко впереди виднелась зубчатая красная стена. Почти такая, как на картинке в древней книге. Только эта стена была вся в пробоинах, заплатах и обгорелая. На стене торчали агроменные башни, там горели костры. По стене туда-сюда бродили люди с оружием, отсюда они махонькими казались. Рядом текла Река, из нее торчали куски моста.