Александр Шакилов - Осторожно! Мины!

Дождь. Бесконечный дождь.

Стас скукожился под навесом в единственном сухом углу. Вся площадка под листом металла – асфальт, отлично сохранившийся. Трещины, изломы, все это есть, но мины тут не проросли и на стенах пластитовая плесень не прижилась, магниток тоже нет – не закрепились. Если б хоть одну нашел – сбежал бы в дождь, один ведь черт: что здесь, что там верная погибель.

И никого вокруг. Зверье по норам спряталось, входы-выходы законопатило. После дождя на косуль можно с щупом охотится. Главное – найти полянку, где стадо окопалось. Перед дождем косули глубоко в почву зарываются. А когда наверху просохнет чуток, раскапываются. Вот тут-то их охотники и поджидают… А бизоны дождя не боятся. Волки на зиму в подвалы заброшенных домов прячутся, где спят аж до весны. Их, спящих, голыми руками брать можно. Но лучше бы на горле надрез сделать да кровь спустить, чтоб шкуру не испортить. А бизонам и зима не в тягость: под сугробами пожухлую траву ищут. Бизоны – не люди, бизонам всегда хорошо…

Махэо, о чем он думает?! Надо выбраться отсюда, найти Лизу!

Рядом с навесом – беседкой – всего в пяти шагах влажно блестели две полосы металла, исчезающие в вечернем полумраке, что вправо посмотри, что влево. Короче говоря, не видно, где эти полосы заканчиваются. Значит, бесконечные? Как дождь? Уголь Медведя говорил, что такие полосы называются рельсами и никто не знает, зачем они нужны, мол, древние, и те не ведали, куда уж така…

А над рельсами – провода. Тоже исчезающие в бесконечности.

Холодно. Пар изо рта. Изморось каплями срывается с проводов. Стас затеял было приседания, чтобы согреться чуток, но в коленях трещало, и пальцы еще…

Безнадега. И табун жеребцов на скудном лугу.

Стас запел:

Макс Мцитури проснулся на полу. Болела спина. Ребра тоже болели. На затылке шишка. Последствия мягкой посадки?

Рекогносцировка: надо бы определить местоположение. Ага, череп направлен на дверь сортира. А если уткнуться лицом в палас, то затылок укажет в потолок.

Стратегически важно опорожнить мочевой пузырь.

Вояж на четвереньках – почти что параолимпийский спринт. Благо, унитазы по высоте достаточно уступают небоскребам. Дабы приподнять крышку и уронить череп в приятную прохладу, необязательно быть матерым альпинистом. Если ты отважный лоцман или хмурый капитан, то… Свистать всех наверх, бутылку рома в трахею и попугая в утилизатор! Господин Мцитури возвращается в порт приписки: разворот волнорезом по курсу!

Сильный крен опрокидывает Макса. Оценив обстановку, он принимает решение: если единственное устойчивое положение – кормой вперед, то…

Пардон, но иначе эсминец пойдет ко дну.

Шторм. Соленые брызги. Свет торшера? Маяк тихой гавани! Кок, выбросить за борт макароны по-флотски! Подать жареного тренера под майонезным соусом и фаршированный якорь! Быстро! Тринадцать человек у ворот – мертвецы! Йо-хо-хо!

Макс в постели. В глазах почти не двоится. Макс разминает ноги. Быть может, он притрагивается к ним в последний раз, кто знает? К тому же судороги и растяжения на газоне ни к чему. Лучше заранее постараться, чем потом схлопотать пулю в висок за отсутствие воли к победе.

Дверь отворяется.

Макса поднимают, грузят на носилки и несут. Куда? А поближе к народу. Такая у тренера концепция: совместный отходняк способствует повышению боевого духа команды. О-оч-чень способствует. К тому же сегодня матч.

МАТЧ!!!

СЕГОДНЯ!!!

Финал.

Светло-голубая обивка стен, мягкая, нежная. Белые халаты. И взгляды. Щупают, проверяют, изучают. Как двигаешься – хромаешь, подпрыгиваешь, уверенно на всю стопу становишься, и вообще. Глаза – комплект? Уши на звук реагируют? Ориентация в пространстве? Ведь столько контузий… Швы? Сердечко, пульс, уверенность в своих силах, адекватность и так далее.

– Здравствуйте, уважаемые! – легко поклонился Макс. В «хату», значит, вошел, поприветствовал общество. Приличия соблюдены, вопросов нет.

– Здоро́во, Максимка! Заждались. Думал, можэ, чего случилось? Как настроение? Самочувствие?

– Спасибо, Иван, в порядке. Спасибо.

– З-з-зд-д-дравс-с-ствуйт-т-те-э!

– Здравствуй, Аполлинарий. Как лапка, не болит? – Макс кивнул на пропитанную гноем повязку на лапе паука.

– Н-но-арм-мально-а! Н-не-э жжжал-луй-юс-сь!

– И хорошо, и порядок. Привет, Ринат!

– Здоро́во, Макс. С возвращением! – Ринат крепко пожал протянутую ладонь.

Прицельный взгляд – Макс отразился в линзах конверсионных прицелов. Танкист-отставник, метр в панамке – пардон, в шлемофоне! – лежал на нижней койке справа по проходу. Ветеран. Заслужил.

Макс кивнул «мазуте». Он не в курсе, как танкиста зовут. Танкист в ответ подмигнул – явно рад, что его приняли как равного. Теперь он настоящий футболист, герой спорта, проверенный газоном и кровью.

– Здравствуй, котеночек. – Мцитури занял свободную койку рядом с амазонкой.

Когда он видел девушку в последний раз, она была серьезно ранена. Сейчас дамочка полностью обнажена и вроде как отдыхает – внешне расслаблена, умиротворена. Вот только чрезмерная бледность ее выдает. И мокрый от крови марлевый тампон, прижатый дрожащими пальцами к биопоясу. Девочке нехорошо.

Макс наклонился к ней, навис над ребристой грудной клеткой, изуродованной белесыми шрамами:

– Терпи, котеночек. Даст Будда, сегодня прорвемся. И все закончится, и домой, и в нормальную больничку под капельницу. Потерпи уж немного!

– Да. Немного. – Губы амазонки едва шевелились, воздух изо рта холодком скользнул по уху Макса, продырявленному случайным осколком, кажется, сотню лет назад. – Да. Зато я отомстила ему.

– Что? – У Макса пересохло в горле, сейчас бы хлебнуть транк-колы. – Что ты говоришь?

– Ему. Я… Отомстила! Я!..

…труп Родриго на плечах мальчишки…

А ведь девчонка таки завалила латиноса, факт. Она столкнула его с «тропы», проверенной Дмитрием Семеновичем Нисизавой. Мальчишка, надо признать, отменно сыграл, хоть ему и сразу не повезло – по жребию выпало стать в авангард. Но у него оказался настоящий дар: он чувствовал, что ли, самый оптимальный и безопасный маршрут. Нисизава трижды провел команду к воротам противника, и трижды Макс забил гол. Трижды!