Роберт Говард - Конан из Киммерии

— Он живой? — спросила со страхом девушка, показывая на неподвижно лежащее тело рослого мужчины средних лет, с чертами лица, обычными для человека той эпохи, лишь глаза его, быть может, были более раскосыми да кожа — чуть более желтой. На нем была пурпурная шелковая туника, ноги обуты в плетеные сандалии, к поясу приторочен короткий меч в ножнах, украшенных золотом. Конан прикоснулся к телу. Оно было холодным, без всяких признаков жизни.

— Даже не ранен,— удивился киммериец,— а мертвый, как Альмарик, когда его нашпиговали стигийскими стрелами. Да ладно, хватит об этом. Нам с тобой прежде всего надо напиться. Клянусь Кромом, я осушу весь колодец!

Сделать это оказалось вовсе не просто. Зеркало воды блестело в добрых сорока футах внизу, но ни веревки, ни какой-либо подходящей посудины поблизости не нашлось.

Разозленный неожиданным препятствием, варвар лихорадочно осматривался по сторонам, пытаясь разыскать хоть что-нибудь, когда до его ушей долетел пронзительный крик девушки. Он мгновенно повернулся — к нему бежал, держа меч высоко над головой, тот человек, которого он посчитал мертвым. Конан не тратил времени на долгие размышления, его сабля свистнула в воздухе, и голова незнакомца покатилась по каменным плитам. Из шеи, словно сок из перерубленной лианы, ударила струя крови, тело пошатнулось и, все еще с мечом в руках, рухнуло на землю.

— Умер ты наконец? — рявкнул Конан,— Или добавить? Ну что за город такой проклятый нам попался?

Натала дрожала всем телом, укрыв лицо в ладонях. Она посмотрела на Конана, раздвинув пальцы, и снова зашлась в рыданиях.

— Они убьют нас, Конан! Они не простят того, что ты сделал!

— А что я должен был делать? Ждать, пока нас изрубят на куски? — Он окинул площадь внимательным взглядом. По-прежнему вокруг господствовала тишина, нигде ни малейшего движения.

— Ни единой живой души,— пробурчал он успокоенно.— Ладно, я его спрячу.

Ухватив рукой за пояс, он поднял труп, второй рукой схватил за длинные волосы отрубленную голову и потащил свою страшную ношу к колодцу.

— Мы не можем напиться,— рассмеялся он,— так хоть ты попей вдосталь!

Он бросил тело в колодец, следом за ним швырнул голову. Мгновение спустя из темной глубины донесся глухой всплеск.

— А кровь, Конан! Кровь осталась! — прошептала девушка.

— Если я сейчас не напьюсь, то кровь прольется еще,— с угрозой в голосе сказал варвар, который не отличался долготерпением вообще, а уж тем более тогда, когда его мучили голод и жажда.

Девушка со страху и думать забыла о еде, но Конан помнил.

— Пойдем туда, во дворец. Должен же тут быть хоть кто-то живой.

— О, Конан! — Она крепко обняла его, пытаясь сдержать дрожь.— Я ужасно боюсь! Это город духов — духов и трупов! Вернемся в пустыню! Лучше погибнуть от жары, чем от нечистой силы!

— Вернемся в пустыню, как же,— бормотал Конан гневно.— Мы вернемся тогда, когда нас сбросят с этих стен. Я найду воду, пусть даже для этого придется поотрубать все головы в этом проклятом городе!

— А вдруг у них эти головы опять отрастут? — Ее голос дрожал от ужаса.

— Тогда я буду отрубать их, пока они совсем не отвалятся,— заверил он ее.— Держись за моей спиной и ни в коем случае не беги без приказа.

— Как скажешь, Конан,— шепнула она тихо.

Натала, смертельно перепуганная, шла за Конаном так близко, что он чувствовал не только ее горячее дыхание, но и, к собственному неудовольствию, ее сандалии, наступающие ему на пятки.

Сгущались сумерки, наполняя таинственный город пурпурными тенями. Они прошли под аркой и оказались в большом зале, пол и потолок которого были выложены все тем же стекловидным зеленоватым камнем, а стены — из того же, видимо, материала — покрывала драпировка из шелковой, с фантастическими узорами, ткани. На полу, устланном пушистыми шкурами, валялись беспорядочно разбросанные атласные подушки. Сквозь дверь в противоположной стене видна была следующая комната. Они прошли через несколько залов, похожих друг на друга, как две капли воды. Во дворце никого не было, но киммериец подозрительно посматривал по сторонам и что-то бормотал сам себе. Он никак не мог отделаться от ощущения, что в залах кто-то присутствовал за мгновение до того, как они в них появились. Вот софа — она еще теплая. На этой подушке не разгладилась еще вмятина — только что на ней кто-то сидел. В воздухе плыл сладкий запах благовоний — кто-то тут только что прошел.

Некая аура ирреальности окутывала дворец, он, казалось, снился ему в наркотическом сне. Некоторые из залов утопали в абсолютном мраке, в них они не заглядывали, другие были освещены мягким светом, исходившим из драгоценных камней, сверкавших на стенах. Вдруг Натала вскрикнула и судорожно вцепилась в плечо Конана. Он мгновенно отшвырнул ее и повернулся, готовый встретить врага лицом к лицу.

— В чем дело? — рявкнул он, никого не увидев.— Никогда не хватай меня за плечи, руки поотламываю! Ты почему кричала?

— Посмотри! — показала она дрожащей рукой.

Киммериец сглотнул слюну. На матово поблескивающем столе из черного дерева сияла золотом посуда: в тарелках полно еды, в чашках и кубках — вина.

— Пир! — благоговейно выдохнул варвар,— Какой пир мы сейчас с тобой закатим!

— Мы ведь не тронем тут ничего? — Голод боролся в гослосе девушки со страхом,— Вдруг кто-нибудь придет...

Конан выругался на киммерийском языке, схватил Наталу за шею и бесцеремонно швырнул ее на позолоченное креслице, стоявшее у края стола.

— Тут кишки от голода змеями скручиваются, а она на двери оглядывается! Ешь!

Сам он плюхнулся в кресло на противоположном конце стола, схватил нефритовый кубок и осушил его несколькими большими глотками. На его пересохшее горло этот острый напиток, похожий на красное вино с каким-то экзотическим, неизвестным ему привкусом, подействовал подобно бальзаму. Утолив слегка жажду, он с волчьим аппетитом набросился на еду: на мясо неведомых животных, на фрукты странной формы. Кувшины, амфоры, тарелки — все чудной ювелирной работы, вилки — из чистого золота. Впрочем, на вилки Конан обращал внимания меньше всего, он рвал мясо руками, мозжил кости крепкими зубами. Манеры его более цивилизованной спутницы тоже вряд ли сочли бы приемлемыми в изысканном обществе, если бы увидели, с какой скоростью исчезали в ее маленьком рту яства сказочного стола. В голове бешено работавшего челюстями Конана мелькнула вдруг мысль, что еда и вино могут быть отравленными, но он тут же забыл о ней, здраво рассудив, что лучше умереть от яда, чем от голода.

Насытившись, Конан развалился поудобнее в кресле и удовлетворенно срыгнул. Что ж, раз в этом пустом дворце полно свежей еды и питья, должны быть и люди. Кто знает, быть может, в каждом из этих темных углов таится враг. Однако даже если это было так, киммериец относился к этому совершенно спокойно, он безгранично верил в свои силы. На него навалилась дремота, и он начал уже всерьез подумывать над тем, что неплохо было бы прилечь и соснуть часок-другой.