Юрий Леж - Перекресток

— Странно как… ни перестука по рельсам, ни шума… — сказал через несколько минут напряженного молчания Антон.

— Да что тут странного? — пояснил Максим. — Звукоизоляция хорошая, и рельсы сплошные, стыков нет, вот и не стучит, не шумит… такое и в столичном метро сделать можно, правда, дороговато, конечно, выйдет, но — вполне реально…

— Интересно, а что во втором вагоне? — спросила Ника. — Может, стоило туда зайти или — нельзя? А, Максим?

— Да здесь всё можно, — радушно, как настоящий гостеприимный владелец окружающих чудес, заулыбался пролетарий. — Раз сюда попали, считайте себя хозяевами, только ничего интересного во втором вагоне нет, он просто спальный, ну, тоже, как библиотека, на всякий случай…

— Спальный? это хорошо… — с нарочитой похотливостью облизнула губки блондинка, демонстративно пиная под столиком Антона. — Слышишь, Карев, какую мы с тобой возможность упускаем?..

Максим после этих слов и движений девушки почему-то густо покраснел, старательно отводя в сторону взгляд. И это его смущение идеальнейшим образом разрядило обстановку.

— Не обращай особого внимания, Максим, — вступился за пролетария поверенный Ники. — Это у них «больная» тема, тем более, в таких-то вот обстоятельствах…

— Если бы что-то было больное, не было темы, — поддержал легкую пикировку Антон. — А пока ничего не болит, надо пользоваться моментом… правда, сейчас момент неподходящий…

— Сам ты — неподходящий!!! — нарочито возмутилась блондинка, напоминая романисту свою любимую приговорку: «Нет неподходящих мест и неподходящего времени, а бывают лишь неподходящие к этому месту и времени люди…»

…за таким пустым и хорошо разряжающим нервную систему разговором десять с лишком минут подземного путешествия пролетели незаметно, и вагоны, плавно притормозив, вкатились… нет, второго подземного дворца на «конечной» станции не было. Больше всего это место напоминало тот маленький вестибюль перед эскалатором, в который гости пролетария попали при выходе из лифта. Темный мрамор, встроенные в стены светильники, чистый и свежий, будто только-только прибранный к их приезду пол и — убегающие наверх ступени эскалатора.

Эти ступеньки и подвезли путешественников к тесному тамбуру с двойными стеклянными дверями, за которыми волновался под легким осенним ветерком… лес. Обыкновеннейший пригородный лесок из березок, осин, густого кустарника и редкого вкрапления темных разлапистых елей. Прямо от стеклянных дверей вглубь леса уходила ухоженная, заасфальтированная дорожка.

— Я ж сказал — почти на месте, — улыбнулся Максим, увидев привычный пейзаж за стеклом, и пригласил: — Пойдемте, пойдемте…

Двери при приближении людей автоматически скрылись в стенах и особый, совершенно неповторимый запах осеннего леса встретил пролетария и его незваных гостей. После свежего, чистого, но — стерильно-кондиционированного воздуха подземелья запах опавших листьев, далекой хвои, запах грибов и прелой травы едва ли не опьянял…

Эмоций оказалось гораздо больше, чем слов, потому, молча пройдя с десяток шагов по асфальтовой дорожке, резко поворачивающей впереди, в гуще кустарника куда-то вправо, Мишель, оглянувшись на прозрачные двери, увидел очередное чудо Промзоны. Ни дверей, ни узкого, тесного тамбура за ними уже не было, а черное полотнище дорожки выходило прямо из-под густых зарослей шиповника и жимолости… Все-таки успевший заметить легкий, профессиональный взгляд Мишеля пролетарий радостно расхохотался.

— Предупреждал, предупреждал ничему не удивляться, — сказал он, быстрыми шагами возвращаясь обратно к тому месту, где должны были находиться выпустившие их в лес двери. — Оптический обман, только и всего, Миша…

Максим уверенно, ладонью вперед, приложил руку к пестрой мешанине еще зеленых, уже желтоватых и окончательно покрасневших листьев и… они мгновенно раздвинулись в стороны, утопая в невидимых стенах появившегося перед глазами тамбура.

Так же быстро вернувшись в голову маленькой колонны, против чего Мишель уже не возражал, понимая, что сейчас они находятся довольно далеко от города, от непосредственной опасности со стороны инсургентов, пролетарий прошагал до поворота дорожки и тут на несколько секунд застыл, что-то обдумывая про себя…

— А давайте срежем угол? — предложил он невольно сгрудившимся вокруг него гостям. — Через лес, напрямки? Тут и пяти минут не будет…

— Так и пошли, — согласился за всех Антон.

Но Максим вопросительно посмотрел на Нику, точнее, вниз, на её ножки и — высоченные каблучки.

— Только, как оно… — замялся юноша. — Вам-то, то есть, тебе на шпильках по лесу?

— Я на этих шпильках могу и по горам лазить, — с нарочитой надменностью отозвалась блондинка и тут же сменила тон: — А если и не смогу пройти, ты же меня на руках отнесешь, верно, Максим?

Ника сделала игривое, кошачье движение подластиться к пролетарию, но тот чуть было не шарахнулся от нее в сторону, донельзя смущенный её нарочито фривольным поведением.

— Найдется, кому тебя понести, и без Максима, — суховато одернул девушку Мишель, понимая, что к выкрутасам блондинки и её бесцеремонному, пусть и беззлобному, эпатажному поведению пролетарий попросту еще не привык.

Ника небрежно махнула рукой и двинулась прямо через густой кустарник, окружающий асфальтовую дорожку… следом за ней, стряхивая пожелтевшие листья с ветвей, прошли Максим и Антон, и лишь поверенный в делах, казалось бы, просочился через заросли, как привидение, не тронув ни веточки, ни листика, и в очередной раз обратив на себя этим внимание романиста.

Земля в лесу оказалась достаточно сухой и жесткой, чтобы каблучки Ники не увязали в ней безвозвратно, поэтому ничто не задерживало движения, и уже минут через пять, как, впрочем, и обещал Максим, деревья и кустарники начали редеть, в просветах между ними заиграло закатное солнышко, и послышался едва уловимый, где-то совсем за гранью слышимости, плеск воды. Не теряющий природной бдительности Мишель уловил слабенький, с трудом ощутимый запах дыма, но не стал тревожить своих спутников, только, незаметно со стороны, насторожился и прихватил правой рукой борт пиджачка, поближе к скрытой кобуре, чтобы не терять драгоценных долей секунды, при необходимости доставая пистолет. А еще через минутку, ни от кого не скрываясь, треща ломкими сухими ветками и шелестя опавшей листвой под ногами, вся компания вывалилась из зарослей на небольшую полянку на берегу маленького, будто сошедшего с изящной картины импрессиониста лесного озерка.

Чуть правее, в маленькой прогалинке среди зарослей ив плескались, облизывая все еще зеленую у воды травку, серебристо-серые волны, и от них веяло бодрящей свежестью и легким холодком надвигающегося осеннего вечера. А на противоположной стороне, под развесистым, будто из древней сказки появившемся здесь дубом, исходили жаром и синими язычками пламени в странном, из гладких, плоских камней сложенном мангале, малиново-черные, подернутые кое-где седым пеплом древесные угли. Над ними на блестящих металлических шампурах томились, дожариваясь, куски мяса вперемешку с колечками лука и помидор, и едва только чуть-чуть, неуловимо, вздохнул ветерок, как аромат слегка обгорелого на открытом огне, сочного шашлыка, неощутимый в глубине леса, как-то резко, сразу ударил в ноздри. Почти посередине полянки весело потрескивали дровишки, прогорая в большом, но почти бездымном костре, обложенном по периметру закоптелыми, вросшими в землю кирпичами. А напротив озерка, у густой, непроницаемой стены жимолости и лещины за массивным, вкопанным в землю столом, заставленным разнообразной посудой и бутылками, сидели…