Юрий Леж - Перекресток

— Уже — так себе, — попыталась в ответ улыбнуться Танька, но только скривилась в гримасе то ли боли, то ли непомерной усталости.

Из невидимой глазу щели из-под светящегося экранчика аптечки ночной бабочкой выпорхнул маленький листик, заполненный четкими, даже в темноте хорошо различимыми буквами… но Мишель все равно подсветил себе фонариком, перехватывая из рук юноши бумажку, на ощупь показавшуюся скорее неизвестным пластиком, задумался на секунду, вчитываясь…

— Максим, отсюда надо уходить поскорее, — снова обратился поверенный в делах к пролетарию. — Электричество выключили, и хорошо, если только в промрайоне… но, думаю, во всем городе, значит — пора…

— Вот так — спешно? и куда? — растерянно спросил Максим, прилаживая показавшую все, на что она способна, аптечку обратно, в карман спецовки. — Её же трогать нельзя пока… там с самого начала написано было… насчет транспортабельности… ограниченная она…

— Надо, чтобы наши труды даром не пропали, — жестко сказал поверенный. — Немного потревожить Таню придется. Можно было бы избежать этого, сам понимаешь, я бы не настаивал, но сейчас… Уходить будем, как показывают в кино, врассыпную… Тетушка Мария, вы найдете себе приют на время где-нибудь поблизости?

— Это… как это?.. — даже немного растерялась старушка. — Куда ж я из дома?.. да тут такое творится, а как же они…

Впрочем, кивок на Максима и Таньку был, скорее, символическим. Родственница пролетария, пока говорила совсем необязательные, пустые по сути своей слова, уже сообразила, куда и к кому она может напроситься в гости на неопределенное смутное время.

— Максим, тебе надо возвращаться в Промзону, — твердо потребовал поверенный, чем тоже вызвал неудовольствие и волнение пролетария. — Там тебя ждут, а здесь ты будешь только привлекать ненужное внимание… Антон, спустись на улицу, там, если влево от подъезда, у соседнего дома стоит машина, надеюсь, заправленная, сможешь завести и подогнать поближе?

Романист хмыкнул и растерянно пожал плечами. Машины он не угонял уже лет десять, а может и побольше, но вряд ли растерял навыки, но вот попытку вырваться из города на автомобиле оценил, как слабую.

— Ладно, подгоню, а потом? — спросил он у Мишеля.

— А потом — уедем отсюда, — в тон литератору отозвался поверенный, и Антон сообразил, что тот просто не хочет говорить о давно продуманной конечной точке их предполагаемого маршрута.

И вовсе не потому, что не доверяет старушке или пролетарию, но — исходя из золотого принципа: «не знающий не выдаст», да еще и привычного суеверия «загад не бывает богат».

— Пойдемте, тетушка Мария, — подхватив под руку старушку, Мишель направил её на выход из комнаты и попросил остающихся: — Ребята, вы тут поцелуйтесь, попрощайтесь, хоть и ненадолго, но все же… что-то мне кажется, на улице вам будет не до того… ладно?

Проводив взглядом сумрачные тени выходящих из комнаты, Максим склонился над девушкой и как-то неловко, будто первый раз, чмокнул её в щеку… и тут же ощутил у себя на шее маленькую неожиданно крепкую ладошку. Таня притянула к себе паренька и нешуточно впилась в его губы поцелуем…

— Ух, ты, — перевела она дыхание через полдесятка секунд. — А правда, что у нас, тут, вчера сама Ника была?.. или это у меня такие глюки от этого сотрясения?..

— Правда, — кивнул Максим, удивляясь и резкому, страстному поцелую и такому неожиданному повороту в мыслях девушки.

— А с ней еще этот… любовник её, писатель… как его… Карев! тоже был?.. — в темноте показалось, что у Таньки в глазах зажглись задорные, азартные огоньки, а ведь только что помирала, вот и не верь после этого в инопланетные медицинские достижения. — Что ж ты раньше не говорил, какие у тебя знакомые, Макс!?..

— Я и сам с ними только вчера познакомился, — пожал плечами пролетарий. — А с Антоном ты сейчас вместе поедешь…

— Хоть автограф у Ники взял? — даже не уточнив, куда и зачем она поедет, продолжала переживать свою непонятную встречу со знаменитостями Танька. — Или за сиську потрогал?.. ах, ну, дела… они тут, а я — вся такая, как из жопы достанная…

Максим, стараясь сделать это незаметно, фыркнул от смеха. Провинциальная девчонка, разукрашенная синяком в половину лица и едва не умершая от сильнейшей контузии так искренне, откровенно расстраивалась из-за своего внешнего вида…

— Ты… это… по дороге-то не шали, — стараясь говорить серьезно, попросил юноша подругу. — Тебе рано еще, надо отлежаться, да укольчики поделать, так просто всё не пройдет…

— Я — как мышка, — заверила его Танька. — А этот, Антон который, мужчина убойный, небось, бабы на него вешаются гроздьями… э! ну, нет, Макс, не подумай чего, я так, просто, без смысла…

— Ладно, — согласился с подругой парень. — Давай лучше пока оденемся… Возьми вот, штаны мои спортивные, в юбке-то несподручно тебе будет, да и жалко её, а штаны — старые…

Максим поднялся с постели, шагнул к шкафу, и это движение, да еще темнота комнаты скрыли от него убийственную гримаску на полусинем лице девушки. Она представила, как будет выглядеть в глазах знаменитого романиста в чужих, мужских, да еще старых полушароварах, и не смогла сдержаться. Впрочем, Таньке все-таки хватило сотрясенного ума, чтобы промолчать в этот момент…

…Пока Антон вспоминал свои юношеские навыки угонщика, слава богу, автомобиль был без премудрых, ставших недавно модными в столице противоугонных устройств, и почти с полным баком бензина, а молодежь миловалась на прощание в темной комнате Максима, Мишель с показавшейся необыкновенной легкостью вытащил из квартиры и сложил на площадке верхнего этажа тела драбантов, а тетушка Мария повздыхала над запачканными кровью полами:

— Это ж ведь сразу бы замыть надо, потом въестся — не отскоблишь… да как в темноте-то…

— Потом, когда оно будет — это потом, наверное, лучше полы в квартирке совсем поменять, — серьезно посоветовал поверенный. — Криминалистической экспертизы, конечно, никакой не будет, но — береженого бог бережет, да и на душе легче, без чужой крови в жоме…

Почти одновременно в квартиру вернулся Антон, уверенно кивнув в ответ на быстрый вопросительный взгляд Мишеля, и вышли из комнаты Максим и Таня. Девушка, накаченная стимуляторами из аптечки, выглядела бодро и все время старалась держаться к мужчинам левой, неповрежденной стороной лица, хотя в темноте, чуток рассеиваемой фонариком Мишеля, вряд ли бросался в глаза уже сильно побледневший синяк во всю щеку, но — женщины… они в любое время остаются женщинами.

Как-то удивительно дружно и организованно, без толчеи и нелепой суеты, они вышли из квартиры и, почти на ощупь спустившись на улицу, остановились у подъезда. Последними перед расставанием словами Мишеля были: «Соберемся здесь, когда всё закончится… если будет невозможно здесь, то — в гостинице, где мы остановились с Никой, если не получится и там — я сам разыщу вас…» Максим рванулся было еще разок обнять Татьяну, но остановился на полудвижении, кашлянул смущенно и первым исчез из виду, ссутулившись, будто прячась от очевидной опасности, ушел вдоль стены дома в темноту… тетушка Мария исчезла еще раньше, едва только выйдя из подъезда, не сказав никому ни слова о том, где же она собирается схорониться в это тревожное время. Но почему-то ни у Мишеля, ни у кого из остальных не возникло и малейшего сомнения по поводу безопасности старушки…