Виктор Глумов - Фатум. Сон разума

В коридоре зашелестела входная дверь. Идут! Как жаль — не успел! Ник сунул папку на место и метнулся к окну, бездумно уставился вниз. Щелкнула дверь в соседний кабинет.

Ник бросился к конторке, навис над столом, вынул свою папку, открыл ближе к концу, попав на отчет полугодовой давности, заверенный печатью: «КП продолжает неуклонно расти, на данный момент он достигает 85 %, при этом КВ остается низким — 8 %. Попытка нейтрализации не удалась, объект остался на прежнем месте работы, предложением устроиться в фирму Барановских пренебрег».

В памяти вспыхнула красавица Ленка, дочь банкира. Девчонка проходу не давала, с родителями познакомила, любила жутко, но была тупее пробки и в постели тоже деревянная. Если бы Ник женился, были бы у него и «бентли», и фирма своя, но не лежала душа к Ленке. Как почуял неладное, а выяснилось, это была «попытка нейтрализации».

Перевернул страницу: длинный список девушек, с которыми он спал. Бегло прочитал и криво усмехнулся: а ведь тут не все! Вот сегодняшний день, когда Ник устроился на работу, но папка не закончилась. Дальше были листки в файлах, исписанные мелким угловатым почерком. Ник открыл папку в конце, на предпоследней странице, и прочел:

В результате проведенной карательной операции от интервентов очищена территория Забайкалья. Пресечено возникновение оппозиционной партии, ее лидеры расстреляны. Вступил в действие «Закон о выборах», гласящий…

В результате кровопролитных боев с применением оружия массового поражения 10 % обитаемой территории России пришло в негодность, погибли 8 234 000 человек, примерно столько же получили ранения. Репрессировано порядка 170 000 тысяч недовольных режимом, 350 000 заключенных погибли в трудовых лагерях.

Из положительных моментов режима Каверина: восстановлено производство, запускается множество социальных программ, снизился уровень преступности, на фоне общемировой депрессии и многочисленных локальных конфликтов…

В замочную скважину вставили ключ. Ник дернулся, закрыл личное дело, прижал другой папкой и по возможности бесшумно скользнул на наблюдательный пункт, к окну. Кровь в висках колотилась так громко, что он не услышал шагов Маши. Обернулся, надеясь, что на нем не горит шапка, лицо не покраснело от волнения и голос не звучит фальшиво.

— Как ты? — прохрипел он и понял, что во рту пересохло и нужно попить.

Он смотрел на Машу и не видел ее, перед глазами стояло: «КП продолжает неуклонно расти». Неужели там — его будущее? Просчитанное или смоделированное?

— Живая, — ответила девушка и шмыгнула носом.

— Великолепный вид из окна, — проговорил Ник, уловил фальшь в собственном голосе и добавил: — Чувствуешь себя на вершине жизни.

— Это поначалу. — Маша села за конторку и бездумно вперилась в монитор.

«Скажи мне, что такое КП, скажи мне… Скажи!» — вертелось в уме, но Ник молчал. Даже если она специально оставила досье, чтобы он прочел, нужно принять правила игры.

Ник не сходил с места и даже не двигался. Появилось странное ощущение — он растет, поднимается выше и выше и сливается с чем-то огромным и могущественным. У него миллион рук, ног и глаз, он счастлив. Счастье переполняет его. Он — восходящее солнце. Лучи скользят по камням, деревьям, красят золотом скалы. Он хочет поделиться теплом с каждым. Раньше он был маленьким и жалким, страдал неврозом и мигренями, ему ни на что не хватало времени и сил. Теперь — хватит.

Вдох — выдох. Успокоиться. Ник видел — у него есть будущее, он верил в него и знал, что так и будет, он обойдет все «попытки нейтрализации», и наступит время, когда Опа и подобные ей бездари уже не смогут давить свободу своими задами.

Нику хотелось, чтобы всем, как и ему, в этот момент было радостно, а в первую очередь — грустной девушке с заплаканным лицом. Задыхаясь, он шагнул навстречу ей, и наваждение схлынуло, Ник снова стал маленьким, жалким и ничтожным.

Он очнулся, встряхнул головой, недоумевая, что это на него нашло. Будто кто-то дергал за веревочку марионетку-Ника, заставляя прыгать выше, еще выше, над декорациями. А теперь отпустил. И ничто не напоминает о леске и руке в черной перчатке там, наверху.

Что может один человек? Провести ладонью по Машиным волосам, уронить: «Не расстраивайся», — мелко, никакое сочувствие не притупит ее боль.

— Здесь есть прослушка или камеры? — спросил Ник одними губами.

— Нет, конечно же!

— Понял. — Он потупился. — На сегодня мой рабочий день закончен? Или все-таки введешь меня в курс дела?

— Вообще ты у нас еще не числишься. Но раз ты здесь, можно попробовать.

«Почему я, Маша? Почему ты сделала так, чтобы я прочитал свое досье? Что это дало тебе? Там нет ничего, что заставило бы меня мстить за твоего погибшего друга».

— Не будем пробовать. — Он кивнул на дверь Тимура Аркадьевича. — И поздно уже, и я не в штате. — Ник понял, что его несет, подошел к конторке и сказал: — Маша, если понадобится помощь, можешь на меня рассчитывать.

— Спасибо. Я подумаю.

В дверь постучали, и, промокнув глаза платком, Маша крикнула:

— Войдите!

Ник освободил место худющей носатой женщине, похожей на Бабу-ягу в молодости. Женщина сунула под мышку папки с личными делами, расписалась в журнале и, окинув Ника цепким, оценивающим взглядом, зашагала к выходу.

Успел! А ведь мог бы не подойти к конторке, не сесть за стол… Тогда папки «случайно» попались бы ему в другой раз.

— Иди домой, Никита, — проговорила Маша. — Я в порядке. Ты просто меня еще в раздрае не видел. Я правда в порядке.

Покидая приемную, Ник не мог отделаться от ощущения, будто он что-то забыл. Тренькнул телефон, отчитавшись о сообщении. Вызвав лифт, Ник глянул на экран мобильного: пять непринятых от мамы. Значит, в приемной глушатся сигналы.

На улице, подняв воротник и повернувшись спиной к пронизывающему ветру, он перезвонил маме. Трубку она взяла тотчас и прокричала:

— Никита? Почему не отвечаешь? — Приглушенный голос сделался резким, истеричным, и Никита понял — беда. — Лешка в больнице, Никита… Как же мы упустили, проглядели, что он у нас наркоман, а? Чуть не умер, еле откачали. — Она судорожно всхлипнула. — Я только у него была — стыдно ему, отворачивается, как больной воробей, нахохлился. Съезди, а? А то на работе проверка серьезная, не отпускают. — Снова всхлипнула.

— Какой наркоман, мама, ты что?! Он все время за компом, как его угораздило? Попробовал, наверное, неудачно. Не волнуйся, я уже освободился, еду. Что-нибудь надо купить? В какой он больнице?

— В нашей, пятьдесят седьмой, терапия, пятая палата… Господи, да за что ж мне такое наказание?..

— Мама, тише. Я уже еду. Что купить?

— Ничего, сын… ничего. Я все сделала. Как же он так?.. Он же погибает у нас на глазах, а мы не обращаем внимания…