Людмила Белаш - Имена мертвых

Веге провел немалую часть жизни, допрашивая подозреваемых и подследственных, и научился не подавать вида, когда клиент перешагивает ловушку. Клуб «Нот», вот тебе раз. Элитное частное общество любителей пальбы по мишеням. Чтобы вступить туда, готовь рекомендации двух членов клуба и немалый взнос, а затем вноси помесячную плату. Самого Веге туда не приняли бы.

1978 год. Парень без средств, недавно кончил ботанические курсы, и вскоре солидные люди принимают его в «Нот»! За какие такие заслуги? За красоту и изящество? Что у него за связи в верхах? «Принят при дворе» — что это, блеф или намек?

Веге показалось, что он откусил больше, чем может проглотить. Но сдаваться он не собирался:

— О, весьма почетно! Полагаю, вы имели некоторый опыт в этом деле? занимались стрельбой раньше?

— Меня огорчало, что я не могу служить в армии. Я даже хотел стать священником. Но мирское влекло меня больше… особенно когда я покинул отцов-иезуитов. Кстати сказать, они осуждали стрельбу из трубок, а это было неплохое развлечение. Грешен! — смеясь, развел Аник руки. — Видели, должно быть — сасабен, духовое ружье гоккалинцев. Не настоящее, конечно, и заряженное не отравленной стрелкой. Жеваная бумага, бусы, ягоды…

— Все-таки кровь сказалась, — Веге тоже напустил на себя веселость. — Ваш отец — да простит ему Бог! — был превосходным стрелком. И когда вы попробовали себя с огнестрельным оружием? уже в студентах?

— Да… скажу точно — в 1975-м, когда завелись деньги оплатить клубный абонемент. Поначалу это давалось мне с трудом…

— Но результаты, очевидно, улучшались раз от раза?

— Понемногу.

— Не скромничайте, Аник. В «Нот» не берут новичков.

— Я выполнил их норматив.

— Выступали в соревнованиях?

— Нет. У меня нет азарта. Не люблю состязаться, предпочитаю личные достижения.

— Жаль, жаль… клуб был бы доволен, если бы вы добывали для него призы.

— Там с пониманием относятся к причудам.

— И еще жаль, что мы не встретились раньше, Аник. Вы интересный человек, я был бы счастлив пообщаться с вами. Я служу в Дьенне с 1962-го, а вы здесь оказались…

— В 1968-м, — любезно подсказал Аник. — Первое время бездельничал… соблазны большого города… но затем взялся за ум, и осенью 1970-го сел за учебу.

— Значит, вы должны помнить май 71-го.

— Как же!.. Моя первая курсовая «Растения пустырей округа Ландер» — о сорняках, если говорить понятней. Тема досталась мне по жребию, над ней посмеивались… Я обошел все свалки и помойки Дьенна; знаете, как окрестили мой гербарий к курсовой? «Букет неудачника»! Но непрестижные темы чаще всего и выигрывают; я постарался и получил главную премию. Мы с подружкой устроили себе второй медовый месяц летом, ездили на побережье…

— А у нас было трудное время — «Кровавая неделя».

— А, эти убийства крупных деятелей? герцог Вендельский и… — Напряг память цветовод. — Ну да! кругом стояли патрули и проверяли документы, как в Суранге. Это немного раздражало. У нас досматривали багаж, когда мы выезжали на отдых…

Ничего лишнего ни в мимике, ни в голосе. Веге отметил, что цветовод держится свободно и непринужденно. Сорняки ему больше запомнились, чем громкие криминальные новости. Сорные растения, любовь и обыск на вокзале — что, и все? больше никаких воспоминаний?., похоже, никаких. Если и есть — на поведении они не отражаются.

— И что потом было с той девушкой?

— Мы расстались… — Вот сейчас взгляд цветовода стал опасливым. — Простите, но какое значение это имеет?

— Обычная любознательность, не более.

— Не обманывайте меня, комиссар. Она… ваша родственница?

— Нет, вовсе нет. Я встретил ее фамилию в бумагах. Но… похоже, вы не вдовец, а живете один.

— У нас все было благополучно, уверяю. — Голос цветовода смягчился, глаза стали спокойней. — Просто со временем наши интересы разошлись; я получил диплом, а она оставалась портнихой, поймите правильно. Не мог же я привести ее к своим друзьям… Это жизнь! Так бывает между взрослыми людьми.

— Вы были счастливы, — с завистливым вздохом закрыл глаза Веге. Моложавый цветовод обезопасился со всех сторон, даже завел знакомства в высших кругах. Теофиль и Мелита Дешан, сиротство, коллеж Сан-Иньяс-ин-Партибус, стрельба ягодами из трубочки, клуб «Нот», любящая подруга, друзья-студенты — все за него. Против только лицо и маузер. Но этого мало.

Если кто-то в 71-м заказал ему восьмерых видных людей, расплатились с ним сполна.

Где он получил навыки? Наверняка он лжет, что не служил в армии. В мятежную пору гоккалинской войны под ружье брали всех, на фобии не глядели. Возможно, он уже там отличился. А потом… Колониальные офицеры не забывают умелых солдат. Кто-то помог ему устроиться, вовремя вспомнил о талантах парня…

Но кладбище? зачем он пришел туда с маузером?

Аник улыбался: «Попробуй, укуси меня. Не боишься сломать зубы?»

— Расскажите еще об отце…

— Он был любимец женщин. Обожал все красивое. Когда его схватили… думается мне, в замке Граудин он осознал всю тяжесть своих дел…

«Да, раскаялся, что убивал чаек», — согласился Аник.

— …и обратился к Богу.

«А вот это враки».

— Он говорил мне…

Выдумки комиссара прервал настойчивый звон телефона.

— Минуточку, я послушаю. Алло?

— Аник, это Клейн.

— О-о-о, привет, дорогая!

— Ты что, глухой? это я.

— Откуда ты звонишь?

— Из Мунхита. Нам надо срочно встретиться. Немедленно.

— Как?! ты вернулась?! вот это сюрприз!..

— У тебя гости, что ли?

— Нет, я ничем не занят; я как раз скучаю по тебе, моя кошечка.

— Ясно. Кого там к тебе принесло?

— Милая, к чему все эти подозрения? У меня есть ты и только ты.

— В общем, так — тут появились ребятишки из Маноа, от сына дона Антонио. Еще немного — и они доищутся до нас. Я проверил, никаких сомнений. С этой закавыкой надо срочно разобраться. Встречаемся у памятника Вильхэма, в 11.30. Жду. Поторопись.

— Буду. Крошка моя, малютка, я лечу к тебе!.. Я хочу услышать твои губы… о, прелесть! взаимно! — Поцеловав трубку, Аник прихлопнул ею контакты. — Извините, комиссар, моей подруге приспичило. Я не могу к ней ехать, не подмывшись, а потому, как говорит один мой друг: «вот Бог, а вот порог!» — Вежливым, но широким жестом он указал на дверь. — Весьма признателен за то, что вы поведали! Я пока не в состоянии уложить все в своем сознании, но я перезвоню вам позже.

— В архивный отдел, в рабочие часы. — Веге поднялся, недовольный тем, что его так откровенно выпроваживают. И кто?! сын Бакара, сам виновный в нескольких убийствах! У Веге не было сомнений, но суд не принимает даже самые уверенные мысли в качестве доказательств. Комиссар чувствовал себя довольно скверно.

— Всего вам наилучшего. До встречи. Не забудьте — вам пора принять таблетки от диабета.