Людмила Белаш - Имена мертвых

— Ладно! можно без конца об этом толковать — лучше уйдем отсюда.

«Только бы девчонка в машине не взбрыкнула, — думал Клейн, сворачивая с Фельтен-стайн к мосту Цезаря. — Скоро придет в себя — держись, Аник».

С востока транзитное шоссе проходило по «азиатской» окраине Дьенна, сквозь заводские районы и далее, через Восточный мост, мимо Старых Казарм — на мюнсскую трассу. Так он и поехал, чтобы сократить разрыв с Аником.

Они не связывались по радио — оба знали, куда им надо спешить.

Настоящие боевики не нервничают по мелочам — Клейн был спокоен. Он был уверен — что бы ни случилось в пути, Аник сумеет справиться с девицей, взвинченной до истерики, и вовремя доедет куда надо. Расчет профессора и его ассистентов был взвешен, продуман и учитывал любые мыслимые повороты событий; налет на кладбищенскую сторожку, пальба в прихожей Долорес, вторжение к Людвику — с точки зрения науки это все не стоило и плевка, важно было одно-единственное: что Марсель удалось вернуть к жизни.

«Она воплотилась и ожила, — думал Клейн. — Это удача! такая удача, что несведущему и представить трудно. С наукой все в порядке, наука правильная. Другое дело, что тяжко девчонке возвращаться — ох тяжко. Еще наплачется она досыта — и с родней, и со знакомыми. Надо бы с ней потеплей как-нибудь… поласковей, чтобы всякую слезу к нам несла, к своим… хотя — какие мы ей свои? Друзья-покойнички… Вот попалась в компанию вертихвостка! какие кандидаты были в бригаду Вааля — и мимо, никто не „завелся“ по-настоящему, а эта вдруг воплотилась целиком, с памятью, с рассудком. И что дернуло Герца ею заняться? вот так прямо, с пол-оборота — пришел в сентябре, скинул плащ: „Есть кандидатура. Здесь, в Дьенне. Через месяц мне нужно полное досье“. Проверили — девчонка! школьница! стихи и книжки! плавание и танцы! жила на три дома, ничего толком не умела… какой от нее прок? Герцу массаж по ночам делать? ну да, в своем-то городе, при живых родителях… Даже просто взять ее в дом Герца — горничной ли, секретаршей — нельзя; психанет, сбежит… что ее зря мучить? Нет, профессор уперся рогом — и ведь не ошибся, черт старый, удалось воплощение…

Все, ребятки — успех отметили, бутылку выкушали, заели яишенкой, — теперь будьте любезны за ней хвостом ходить, пока Герц не разберется, почему ж она все-таки воскресла. Научная проблема! надо в точности выяснить, отчего одни трупы восстают мигом, только свистни, а другие упрямятся, противятся, ждут, чтобы их — совсем по-христиански — зашили в мешок с балластом, прокатили в багажнике к морю, с почетом вывезли на катере в Шальморский залив и отдали морскому течению.

А потом? Что осталось — часов тридцать с небольшим, и циклу конец. Потом второй цикл — может, подлиннее… если выйдет. Дальше — третий. До того, как Герц составит мнение и сделает резюме. Дай бог, чтобы она привыкла жить ТАК. А то ведь Герц к науке строго подходит — есть у него в подвале и изолятор для тех, НАСТОЯЩИХ зомби, что с каждым циклом ближе не к жизни, а к смерти… Не хотелось бы ей туда обед носить».

Клейн тревожился о том, что не поддавалось расчету, — о личном отношении Марсель к ситуации.

«Ведь захочет сбежать — сбежит без предупреждения, захочет выдать лабораторию — и выдаст, если ум за разум зайдет. Вот и надо так дело поставить, чтобы ей не захотелось. Но сложно — из могильного покоя да в такой водоворот — ой, сложно… Нам-то было легче. — Клейн пожалел Марсель. — Хотя как сказать…»

На сороковом километре от Дьенна он повернул влево и, попетляв по сельским бетонкам, оказался на плотно укатанной насыпной дороге из мелкого камня, которая привела его в густой лесок, к легкой ограде с воротами и табличкой — «ВИЛЛА ЭММЕРАНС. Частное владение. ВНИМАНИЕ — участок охраняют СОБАКИ».

18.15, прожито — 40 часов 20 минут, осталось жить — 31 час 40 минут.

Бросив машину на попечение Карта, Клейн понесся в дом, но едва он пролетел тамбур, как из гостиной его окликнул Аник:

— Куда ты рванулся? Я здесь.

Он колдовал с мензуркой перед выдвинутой полкой бара, где крепкие напитки соседствовали с пузырьками лекарств; откуда-то из спален доносился надрывный плач.

— Немножко опиума ей не повредит… — Прищурясь, считал капли Аник. — А ты как думаешь?

— Не рано ли?

— А ты много ей зелья вкатил?

— Полпорции.

— Оно и видно… она еще дорогой на меня кидаться стала — «За что меня?» да «Почему он так?» Может, ты, мон шер, ей растолкуешь?

В спальню стиля модерн, где Аник принимал лучших своих подружек, вошли вместе — Марсель тем временем зарылась в шелковые подушки, будто пытаясь спрятать в них горечь и боль; бесстрастная Аньес пыталась ее разуть, приговаривая:

— Мадемуазель, обутые не ложатся в кровать… мадемуазель, позвольте…

— Оставь ее, — строго приказал Аник, и Аньес, бросив напрасное занятие, пошла к двери.

— Сьер, что прикажете? — сонно повернулась она при выходе.

— Горячую ванну для сьорэнн, поживее.

— Как вам будет угодно…

А Клейн, присев бочком на кровать, легонько тормошил Марсель:

— Барышня…

— Уйди!

— Как же мы вас оставим?..

— Что вам от меня надо?! — подняла она лицо от подушек.

— Выпейте, — сунулся Аник. — Вам станет легче.

Марсель опять уткнулась в пахнущие розами подушки, сгребла их себе на голову — не видеть, не слышать, умереть — как мне плохо! поджав губы, Аник поставил бокал на столик у изголовья, показал Клейну рукой — мне надо идти, кладбище, будь оно неладно… Клейн кивнул — давай, пора.

Стараясь не шуршать, Клейн поставил пепельницу на ковер, между ботинок; закурил.

— Ванну для сьорэнн готовить с шампунем? — с полным безразличием заглянула Аньес.

— Да.

Марсель долго лежала лицом вниз, потом повернулась на спину — зареванная, впору примочки к глазам ставить, зрачки пустые, выгоревшие, косметика расплылась, помада осталась на покусанном шелке; глядя вверх, в балдахин с кистями, позвала:

— Клейн.

— Вот я, тут. — Он сидел близко, чуть ли не на ее расстелившейся по смятому покрывалу юбке, и глядел грустно, понимающе, сочувственно.

— Почему он меня… — Глаза Марсель быстро стали наливаться влажным блеском; Клейн поерзал, высмотрел платок рядом с бокалом, вложил ей в руку; пока она утиралась — не видит! — сам прихлебнул микстуру Аника — дрянь, но пить можно.

— Надо выпить. Разом, до дна.

— Это что?

— Не отрава, не бойтесь.

Чтобы выпить, надо сесть, а кто сел — с тем легче говорить глаза в глаза, а не глядя сверху вниз.

— Нехорошо получилось… — Клейн раздавил окурок в пепельнице. — Вы, наверное, не так хотели встретиться с родителями…

Зажмурясь, Марсель слабо покачала головой. Можно понять Ану-Марию, та все время ждала беды, даже оружием запаслась, но — отец! неужели он не мог пересилить страх? ведь вроде смирился с тем, что она пришла, пустил в дом, проверил, откроет ли замок, говорил с ней почти нормально — значит, признал, принял; да, ему было страшно, и он боялся, когда она целовала его — но все же шло как следует! еще бы полчаса, час — и они бы сидели в кабинете, она бы рассказывала ему… А он — за волосы. Не поверил. За кого он принял ее? за самозванку? за участницу гнусного розыгрыша? Нет, не мог, не мог он так подумать, он узнал ее!