Андрей Жиров - Отмщение

Гуревич в ответ через силу усмехнулся. Избегая внимания адмирала, отвернулся в сторону. И внезапно спокойным, даже чуть ироничным тоном ответил:

- Помниться кто-то поступил так же... - и, резко повернувшись, докончил в лицо. - Тогда, на "Неподдающемся".

Встретившись наконец взглядами, двое офицеров поняли друг друга без слов. Гуревич разглядел, что нет ни осуждения, ни издевки в словах Кузнецова - тот как раз все понимает. Может быть даже и лучше самого разведчика.

Александр же с внезапной ясностью ощутил, насколько похожи судьбы двух случайно встретившихся в пожарище войны людей. "Впрочем, случайность ли? - тут же прервал себя Кузнецов. И с непоколебимой твердостью ответил - Нет, не случайность, не слепой жребий!". Не бывает в жизни таких случайностей, потому что зовутся иначе. И самое честное имя - долг. Да как угодно: судьба, предназначение. Но суть одна.

Если идешь вперед по дороге к цели, не удивляйся встретить на пути таких же, как сам. Гора с горой не сходятся, но человек с человеком. Так и Александр с Рустамом. По отдельности, но вместе оба прошли схожие испытания, пережили и выстояли. И в этом тоже нет случайности. И нет разницы, кто выше по званию, кто храбрей, честней или самоотверженней. Сейчас они вместе.

Неожиданно в душе вздохнуло, затрепетало пламя. Жар, казавшийся навсегда потерянным, вновь зародился. Еще робкий, неверный, но вновь живой. Наконец, спустя многие дни вместо эгоистичной, презренной жалости в сердце вернулась жажда дела. Память отпустила: исчезли сдавливающие горло жесткие пальцы и грудь наполнилась чистым, пьянящим воздухом.

Всего одного взгляда хватило Кузнецову. Взгляда на своего же офицера. Хватило, чтобы понять: "Возможно, это последний шанс..." Адмирал честно и открыто задал вопрос: "Что было у меня раньше? Только память о прошлом, которую трусливо гнал прочь. Говоря по чести, разве рассчитывал я, что смогу и дальше быть полезным, делать хоть что-то важное. Ещё хоть что-то?!" И так же честно ответил: "Нет. Не надеялся. Думал, убеждал себя, что готов. И с готовностью верил обману. Но на деле... Просто плыл по течению. Какое--то время, утешался любовью, а после - за неимением лучшего -жалостью..."

Проиграв в уме события последних дней Кузнецов лишь утвердился в мнении. И во что бы то ни стало решил переломить ситуацию.

- Ладно, Рустам, не будем наступать друг другу на раны... - адмирал, ещё оставаясь под влиянием момента, несколько небрежно, неловко хлопнул ладонью по столу. - Сменим пластинку?

И, не дожидаясь ответа, продолжил:

- Наверняка визит сюда - не дань вежливости. Не поверю, что это лишь желание поговорить со стариком отставным адмиралом.

- Ну, довольно проницательно, Александр Игоревич... - ответил Гуревич. Губы майора непроизвольно сложились в сардоническую ухмылку. - На счет отставного адмирала, пожалуй, чересчур. А вот остальное... Весьма изящно. Может, есть ещё предположения?

- Нет, ты точно наглый, майор! Каким чудом никакой тыловик не сорвал с тебя погоны? - Кузнецов довольно хохотнул.

- Боятся, - небрежно ответил Гуревич. Как отметил Александр, не без некоторой гордости. - Уж слишком зубастый. Боялись палец потерять.

- По твоему размаху скорее уж руку... Что мелочится-то? - возразил адмирал. - А что до предположений... Во-первых, ты здесь не один. Уж очень маловероятно... Скорее всего - с товарищами... Во-вторых, не только с товарищами, нет? Аналог сопротивления? Ну и в-третьих... Маленькой местной партизанской ячейке может вполне пригодиться почти целый адмирал. Пусть и даже в столь плачевном положении. Ну как? Достаточно для первого сеанса предсказаний?

- Зд о рово, товарищ адмирал, - Гуревич усмехнулся и энергично кивнул. - В общем, где-то так всё и обстоит.

- Так значит это ваши "глаза" за мной ходили весь вечер?

- Ну... Наши... - с некоторым смущением ответил Рустам.

- Проверяли, значит, на благонадежность... - Кузнецов вполне искренне улыбнулся. Гуревич же ожидал несколько иной реакции. - Да не переживай, майор! Всё правильно сделал. Нет, серьезно. Мало ли откуда и как я попал сюда. Так что не переживай. Давай сразу к делу...

- Да тут, собственно, рассказывать почти нечего, - Гуревич неопределенно пожал плечами. - Вы сами почти точно обрисовали. Впрочем... Извольте выслушать. Действительно - несколько дней назад я и оставшиеся во взводе бойцы прибыли в Томск. Всего семеро...

Здесь майор непроизвольно прервался. Взгляд скользнул вбок, а губы нервно дернулись. Будто от удара. Кузнецов видел, что происходит, но решил не вмешиваться. Слишком хорошо понимая товарища. И справедливо предполагая: молчание тоже может быть милосердным.

Справившись с эмоциями, Рустам продолжил, как ни в чем не бывало. Разве что не стал привносить в голос наигранно-бодрые ноты. Благо, для сидящих за столом двоих объяснения, извинения и светские любезности совершенно излишни.

- Прибыли нормально... Пускай и не в гражданке, но и без шашек наголо. Удалось, в общем, затеряться в толпе... - тут Гуревич внезапно вновь изменился в лице и резко переменил течение разговора. На твердом, обветренном и исчерченном свежими нитями шрамов лице внезапно проявился искренний, неподдельный гнев. Веки хищно сузились, зрачки полыхнули недобрым светом. - Знаете, Александр Игоревич... Разрешите как есть сказать?

- Говори, Рустам, - Кузнецов отрывисто кивнул. Однако за внешней холодностью въевшейся в плоть и кровь привычки скрывалось - как и всегда - истинное участие. Адмирал внешне всегда старался соответствовать образу сурового отца-командира. Не для проформы или позерства - а искренне веря, что так правильно: нельзя быть подчиненным бойцам и хорошим командиром, и лучшим другом. Жизнь есть жизни - чем-то приходится жертвовать. Пример Владимира Бэра, капитана первого ранга ещё с училища стал примером, образцом подражания.

Не знал, да и не мог Кузнецов знать, что за человек был командор. Однако из того, что слышал, твердо помнил: не находил Владимир Иосифович понимания команды - и в первую очередь из-за неизбежной прямоты, честности, жесткости в общении. Но только навсегда оставался в памяти не тот Бэр, а совершенно иной: капитаном броненосца "Ослябя", не покинувшим погибающий корабль. А перед тем не покинувшим и уходящую на бой Вторую Тихоокеанскую. Лучше, чем Новиков и не сказать: "В этот момент, перед лицом смерти, он был великолепен...." В пример ему и многим другим знаменитым командорам, Кузнецов держал себя строго и отстраненно. Однако, пускай изначально привнесенная привычка и стала второй натурой, истинный характер адмирала известен каждому подчиненному: подобно тому, как сам капитан стоял во всём горой за своих людей, так сами люди всегда верили, поддерживали. И никогда не стеснялись говорить правду - напрямик, в глаза. Гуревич тоже не чужд правилу.