Андрей Попов - Солнечное затмение

Ветер продувал его влажную одежду и пробирал зудящим холодом до костного мозга. Если он так уснет, то простуды не миновать. Как это не дико звучало, но тут на помощь пришла идея с могилой. Вайклер нащупал руками песчаный участок местности и принялся разгребать яму. Потом взялся зарывать в нее собственное тело, оставив лишь лицо да руки. Песок попался сухим, умеющим хранить тепло. Когда он почувствовал, что начал под ним согреваться, то большего блаженства, казалось, в этом черном мире и не могло существовать. Сон ласково коснулся его век, и с длительным зевком куда-то улетела измотанная душа.

Когда он проснулся, то еще долго лежал, боясь открыть глаза. Он знал, что если сейчас не увидит рассвета, то не увидит его уже никогда. Веки боязливо раздвинулись, и мрак вселенной снова хлынул в его рассудок, заполняя его холодом и пустотой. Страшно хотелось есть. После долгих блужданий Вайклер обнаружил какие-то кустарники, все время цепляющиеся за ноги. Маленькие мягкие плоды и по вкусу и по форме напоминали шиповник. Он принялся ползать на коленях и жадно собирать милостыню судьбы. Исцарапал себе все пальцы и протер комбинезон. То аморфное чувство, посетившее его желудок, сложно было назвать сытостью. Просто притупившийся голод приобрел некий вкусовой оттенок. А на небе опять исчезли все звезды. Снова непогода. Или то было лишь иллюминацией воспаленного рассудка.

Он все брел и брел... Маленькими боязливыми шагами протаптывая по земле невидимую линию своей судьбы. Часто спотыкался, падал на ровном месте, считал ушибы и ссадины, чтобы хоть чем-то занять свой ум. Неизвестность, накинув черную вуаль, стояла перед его глазами. В ее загадочном молчании, к счастью, пока не чувствовалось угроз и, к сожалению, не чувствовалось ничего вообще. Очередной раз падая наземь, Вайклер подумал, что для полного счастья ему не хватает лишь пения птиц. Он чутко прислушивался к голосу невидимого леса, различал невнятные шорохи, целую гамму стрекочущих звуков, внимал трущемуся о деревья ветру, словно в их подсказках крылся ответ на сам смысл бытия. Один раз, лежа на траве, он почувствовал, как по руке пробежало нечто... И это нечто было мягким, пушистым с острыми коготками на лапках. Вайклер рефлекторно сжал ладонь, но верткое существо успешно юркнуло в темноту. Охота обломилась...

Время в абсолютной тьме подчинялось принципу неопределенности. Чем дольше оно шло, тем с меньшей точностью можно было сказать о его количестве. Вайклер прибросил в голове примерную цифру, суммировал все, что с ним приключилось с момента посадки, учел сон и долгие, исполненные отчаяния валяния на траве. Получалось что-то около двух с половиной суток. А приключения здесь не баловали разнообразием: хлещущие по лицу ветки, нелепые падения, ушибы, самые изысканные сквернословия и хозяин планеты -- вездесущий мрак. Вопрос "куда он идет?" даже страшно было задавать. Потому как из множества вариантов ответов самым оптимистическим выглядел: "никуда" . Следующий вопрос "зачем он все-таки идет?" был полегче. "А че, стоять на одном месте, что ли?".

Нет, им двигал ни инстинкт выживания, ни любопытство и уж тем более ни дух слепого героизма. Ответ тривиален -- им двигало отчаяние. В стационарном положении тела, оно было мучительным до невыносимости, а при движении слабело, уступая место другим чувствам.

-- Джо-он!! Але-екс!! Чтоб вы сдохли, придурки из космоса!

Подобного рода позывными Вайклер время от времени пытался сотрясать окружающий мир. Всерьез встретить своих собратьев по несчастью он и не надеялся. Просто никаких других имен больше не знал, и в полумертвых чаяниях души думал, что его хоть кто-нибудь да услышит.

-- Клянусь небом и землей, я слышал в эфире эти голоса!

Ни неба, ни земли уже давно не существовало. Зря клялся. Далеко над головой пару раз появлялись несколько скоротечно живущих звезд. И исчезали. Если предположить, что небо затянуто слоем туч, и звезды, как добрые ангелы, являются взору, когда в этих тучах наступает некий просвет, то объяснить феномен несложно. Но как истолковать отсутствие солнечных лучей...

Вайклер уж в сотый раз кубарем покатился по траве. Внезапно возникший крутой склон лишил его шаткого равновесия. Он уже был надрессирован на такие случаи и прежде всего обхватил голову ладонями, чтобы не испробовать ей на прочность какой-нибудь камень. Но этот раз выдался благополучным. Тело тормознуло о какую-то корягу и замерло... Далеко-далеко, на самом краю вселенной горела одна единственная звезда. Маленький осколочек света, достаточный для того, чтобы сказать: " я его вижу, следовательно -- существую". Не вставая с земли, Эдрих решил отдохнуть и еще раз подумать о своих перспективах. Его ближайшее будущее рисовалось в самых унылых полутонах. О более отдаленном даже мыслить было страшно. Медленная смерть от голода имела все шансы стать его нареченной судьбой. Еще больше вероятности, что его загрызет какой-нибудь дикий зверь. Если последний имеет место быть и имеет, к тому же, способность видеть во тьме... Худшими из вариантов являлись смерть от отчаяния, помешательство или суицид. Или то, другое и третье вместе взятое.

-- Эй, дикий зверь! Ты здесь водишься или нет?

Вайклер частенько разговаривал с темнотой, пытаясь ставить себя на один уровень с ее могуществом, и это помогало. Притупляло природный страх. В какой-то момент он заметил, что коряга, на которой лежала его голова, медленно вздымается и опускается, да к тому же кажется чересчур уж мягкой. Вайклер потрогал ее рукой и замер с открытым ртом. Вместо ожидаемой коры или древесины пальцы вошли в чью-то длинную шерсть. И только теперь он услышал совсем рядом тихое размеренное сопение. Панического крика не произошло. Он был слишком утомлен для испуга. Поначалу даже возникла мысль поспать рядом с этим теплым существом, но как только он услышал его протяжный зевок и клацанье челюстями, быстро пересмотрел свое мнение и сменил его на противоположное.

Вайклер осторожно поднялся, взял свои прутья, заменяющие ему зрительные нервы, и пошел прочь. Вдогонку ему раздался еще один зевок. И только теперь он сообразил, что находится в состоянии шока.

Вскоре он уже совершенно потерял счет времени. Секунды, минуты, часы, недели стали для него абсолютно равнозначными бессмысленными звуками. Суставы во всем теле болезненно ныли от постоянной ходьбы. Желудок бунтовал, прося помимо суррогата ягод да сладких стеблей более разнообразной пищи. Из приятных жизненных ощущений осталось только одно: свалиться в какой-нибудь овраг и спастись от действительности целебным сном. Мечта больше никогда не просыпаться, увы, так ни разу еще не сбылась. Самым паршивым состоянием души являлось это муторное пробуждение, когда грезы рассеиваются как неудачные чары, и перед глазами снова пустота, вылитый из черноты и холода невидимый мир. " Это не Земля... нет..." -- бредил его разум. Однажды звезд на небе появилось так много, что в их светло-зернистом орнаменте он узнал немало знакомых созвездий. И что с того? Почти такие же созвездия он видел и с Фрионии, и с других планет Проксимы. И даже в своих тревожных снах.