Андрей Попов - Солнечное затмение

-- Куда-куда?

-- Извините, ваше величество. Во Францию! Разумеется, во Францию!

Они подошли друг к другу, обнялись, потом король мягко произнес:

-- Я верю в тебя, Робин. И приказываю вернуться живым! Понял? -- После этих слов он задумался, стал слегка угрюм и уже совсем другим тоном спросил: -- Кстати, что ты думаешь о Циклонах Безумия? Совсем недавно еще один прошелся сразу по нескольким странам...

Робин почему-то улыбнулся.

-- Ваше величество, плюньте на них. Сами мракобесы не в состоянии это объяснить...

Герцог Оранский спешно шел по коридорам Анвендуса, не видя ничего, кроме раздражающего мерцания факелов да траурных красок альсекко, настенной росписи. Его плащ развивался вслед за ним, а стальные подковы на сапогах порождали в воздухе отдаленное цокающее эхо. Когда ему навстречу попался Фиоклитиан Первый и Последний и хотел что-то сказать, он гневно оттолкнул уродца в сторону, да так сильно, что его шутовской колпак и сучковатая палка полетели в разных направлениях, а сам шут кубарем покатился по полу.

Фиоклит неспеша поднялся, вытер кровь на губе, поднял свою палку и, грозно стукнув ею о пол, крикнул вдогонку:

-- Недостойный! Если бы ты поднял руку на короля, тебе бы это простилось. Но ты смел обидеть королевского шута! Имеет ли прощение такое варварство?!

Лицо уродца приняло крайне обиженный вид и от этого стало еще безобразнее. Широко посаженные, словно у зверька, глаза прослезились. Но это не вызывало чувство жалости -- лишь холодное презрение. А герцог тем временем уже сидел в будуаре: том самом, где совсем недавно сидел Кей Ламинье. Более того, он разговаривал с тем же самым человеком, сующим свой нос во всякие дворцовые интриги, то есть с советником Альтинором.

-- Советник, вы меня звали? Ваш посланник передал мне, что вы хотите сказать что-то очень важное. -- Герцог часто дышал, еще не пришедший в себя после спешной ходьбы.

Альтинор долго и молчаливо осматривал его жалкое состояние, потом вытянул указательный палец и очень медленно, с мимикой крайней задумчивости провел им себе по лицу, начиная от вершины лба, кончая подбородком. Что означал этот жест неизвестно, скорее всего -- простая игра на нервах.

-- Герцог, вам известно, что я курю очень редко, в отличии от вас. И, если уж попускаю себе эту пагубную страсть, то в исключительных случаях?

-- Да, мне известно.

Альтинор демонстративно вытащил из внутреннего кармана на белый свет дорогую сигару, откусил пломбу и смачно затянулся от огонька свечи.

-- Угостить?

-- Спасибо, советник, но сигары слишком... тяжелы для меня. Я курю...

-- Не важно что вы курите, сейчас речь идет о вашей жизни и смерти. Прошу вас выслушать меня внимательно и сделать правильные выводы...

Оранский почувствовал, как его одежда прилипла к телу от обильного пота. Дрожащие пальцы сжимали и разжимали подлокотники кресла, отяжелевшие веки накатились на глаза. Старший советник, обладая тонким психологическим чутьем, выждал паузу, проанализировал его состояние и продолжал пока что говорить чистую правду:

-- Совсем недавно со мной беседовал коадьютор Ламинье. Он мне рассказал про вас и королеву Жоанну такое... -- Про себя Альтинор подумал: " вот, сейчас он содрогнется и посмотрит на меня совершенно стеклянными глазами".

Прогноз оказался безошибочным. Оранского будто передернуло незримой молнией. Его пустые, почти мертвые глазницы с нарисованными зрачками устремились на советника.

-- Уже все знают... -- механически шептали его губы, -- я погиб... погиб...

-- К счастью, не все. -- Альтинор втянул в себя побольше дыма и попытался пустить кольца, но получались лишь кривые аморфные облачка. -- Только мы двое... Да, коадьютор порывался тут же рассказать обо всем королю, и я приложил немало сил, чтобы его удержать. Он согласился немного повременить с вашим разоблачением, но рано или поздно это все равно случиться. Он человек себе на уме, сгорает от зависти к вашему могуществу, и я бессилен сделать для вас большее...

Оранский сидел в онемевшем кресле, не чувствуя его под собой, и вытирал с побелевшей кожи липкие капли естественных выделений.

-- Я погиб... погиб... -- Если бы ему сейчас дали в руки четки, он бы сорок раз подряд произнес, словно молитву, это слово: " погиб". Губы, посиневшие от шока, были единственной движущейся частью его тела.

Альтинор понял, что сейчас самое время сменить равнодушный тон и проявить максимум участия. Он уже досконально изучил механику душевных состояний и хорошо знал, в какой именно момент на какой именно нерв следует надавить, чтобы подчинить человека своей воле. Теплая рука старшего советника легла герцогу Оранскому на плечо.

-- Сьир, поверьте, мне лично нет никакого дела до ваших отношений с Жоанной. Мои знания: могила для окружающих. Но вот Ламинье... Может, все-таки закурите?

-- Да, конечно. Но у меня есть свои. -- Суматошными движениями Оранский достал сигарету с фильтром и жадно принялся дышать дымом вместо воздуха. -- Что вы предлагаете?

Альтинор приблизился и посмотрел ему прямо в глаза.

-- Убить его! В противном случае, он погубит вас!

Вот тут советник просчитался с прогнозом. Он думал, что Оранский сейчас испуганно откинется на спинку кресла и воскликнет нечто вроде: " Да как вы смеете?! Вы понимаете, что предлагаете мне подлость?!". Или что-нибудь подобное. Но герцог лукаво сощурил глаза и неожиданно спросил:

-- А вам какая в этом выгода?

-- Вот это деловой разговор! Он является и моим врагом тоже. Есть у нас с ним старые обиды, о которых нет смысла говорить, вы все равно не в курсе дела.

-- Иными словами, сводя с Ламинье личные счеты, вы хотите убить его моими руками. Так?

Альтинор понял, что наступил момент сказать самую искреннюю правду:

-- Да, именно так! Имейте в виду, герцог, что, хотя Ламинье и есть наш общий враг, но только для вас его смерть является жизненной необходимостью.

Старший советник даже не предполагал, что уговорить брата короля на пролитие невинной крови окажется легче, чем выпить стакан воды. Он уже приготовил массу внушительных речей для сего святого дела, но ни одна из них не понадобилась. В зрачках герцога Оранского вновь засветилась жизнь, но то была жизнь наполненная блеском стали и холодом бесстрастия.

-- Как вы себе это представляете, советник?

Альтинор аж завертелся юлой вокруг его кресла. Производя самые нелепые жесты руками, он скороговоркой выпалил:

-- У меня есть беспроигрышный план. Я все продумал до мелочей. Вы ведь знаете, что очень скоро во дворце будет праздничный бал-маскарад?

Оранский кивнул и до конца беседы превратился лишь в покорного слушателя...

Через пару эллюсий Альтинор, воодушевленный тем, что все события в мире протекают по его личному плану, сидел в кабриолете, слушая стук лошадиных копыт и приятное биение собственного сердца. За окном кареты мелькали обрывки факельного света и длинные шлейфы темноты. Кабриолет резко затормозил, и кучер громогласно изверг зазубренную фразу: