Андрей Попов - Солнечное затмение

-- Да, понял, -- и едва расслышал собственный голос.

Бьюти продолжал его допытывать.

-- Видишь те точки на черном небе, -- голова Дьессара была повернута в нужную сторону. -- Это никакие не звезды, это...

-- Небесные костры, -- нехотя признал сам Дьессар.

-- Все! Абсолютно все в вашем учении ложь! Нет и никогда не было ни солнца, ни круглой земли, ни Америки, ни двенадцати богов времени! Пойми это! Думаешь мы, те, кого вы называете мракобесами, изверги, уничтожающие вас потому что нам это доставляет удовольствие? Вы несете людям ересь! Самую настоящую ЕРЕСЬ! Ваш фанатизм не поддается психологическому лечению. Мы просто вынуждены вас уничтожать!..

Подбежал Антейро Винатэс. Аморфное пятно его маленькой фигуры наклонилось к самому уху капитана Бьюти.

-- Пора разворачивать корабль! Дальше плыть опасно!

Мегабездна кипела и пенилась океаном жидкого времени. Всякий материальный объект был для нее вздором. Сама черная вселенная переваривалась в Протоплазме, словно сосательная конфетка в желудочном соке. Бьюти отдал рулевому приказ о смене курса. И "Любимец ветров" стал медленно разворачиваться. Его бушприт был снова направлен в сторону тьмы. Матросам было приказано грести с удвоенной силой. Корабль бежал от Протоплазмы, подгоняемый ужасом. Море Древних Атлантов сонно вздымалось своими волнами, словно само пыталось бежать от палящей Мегабездны. Его поверхность светилась сине-голубыми красками и лишь вдали темнела, сливаясь воедино с чернотой мироздания. Через какое-то время контрастность очертаний вновь приобрела обычную резкость, будто после длительной настройки был наконец пойман оптический фокус окружающих вещей. Бьюти облегченно вздохнул. Его вечно злые глаза даже слегка подобрели. Матросы стали наперебой кричать: " за это надо выпить!". Бутылку рома всучили даже Дьессару, и тот от нее не отрекся.

-- Далеко не каждому жителю черной вселенной дано побывать в Рассеянии Мира! Далеко не каждому! -- Антейро Винатэс совершил несколько жадных глотков. -- И лишь избранным единицам дано вообще понять это странное явление! -- тут ученый поимел ввиду свою скромную персону.

Капитан Бьюти оглянулся на Мегабездну, смерил ее восторженным взглядом, потом подошел к Дьессару и произнес:

-- Послушай, еретик, если ты честный человек, ты просто обязан рассказать всем своим собратьям по вере о том, что видел. Но прежде ты должен сам отречься от своей пагубной ереси. Это было просто чудо, что король Эдвур не сжег тебя на костре вместе с остальными, хотя ты более всех этого заслуживал. Подозреваю, что сам Непознаваемый избрал тебя, чтобы открыть глаза на истину! Если ты не используешь этот шанс, то окажешься самым последним ослом, каких я только видел за свою жизнь.

Дьессар осушил до дна свою бутылку рома, выкинул ее за борт, посмотрел капитану в глубину его бесстрашных глаз и нехотя ответил:

-- Я подумаю... Впрочем, нет. Я уже подумал. Я понял, что сильно заблуждался...

Деревня солнцепоклонников была затеряна в такой глуши, что ее жителям она порой казалось единственной на всю поднебесную. Рассказы о цивилизации и о больших городах, где проживают тысячи людей, для некоторых были легендами, а маленькие дети их воспринимали как сказки. Жители деревни питались исключительно собственным трудом: засевали хлебные поля, выращивали овощи, занимались виноделием. Вино для человечества всегда заменяло эликсир жизни: оно омолаживало дух и придавало бодрость телу, оно спасало от отчаяния, ибо привносило в скучное безликое бытие новые оттенки красок. Для адептов лученосной веры вино было чуть ли частью религии. Ждать целыми эпохами, целыми поколениями когда же наконец на черном небе появится обещанное в их писаниях солнце не хватило бы терпения даже у самых закоренелых фанатиков. Сказать откровенней, среди солнцепоклонников больше половины сомневались, что это вообще когда-то произойдет. Они просто выросли и воспитались в той среде, куда были посланы Провидением еще до своего рождения. Всю свою жизнь вокруг себя они видели одно лишь тьму. Они видели ее, когда вставали с кровати и когда ложились спать, когда работали и когда отдыхали, когда читали Книгу Древностей и пели псалмы. В псалмах, положенных на красивые мелодии, так красочно распевалось о том, что светило скоро явится этому миру, сжигая царства мракобесов и изгоняя мрак из поднебесья. Но беспощадная реальность внушала совершенно другие чувства. Даже пение этих псалмов проходило под покровом вселенской тьмы. Лишь вздорный свет факелов пытался как-то соперничать с ее могуществом. Именно поэтому приверженцы лученосной веры нередко заливали свое отчаяние вином. Хмель, пришедшая в голову, воодушевляла их надежды, делала реальный мир каким-то иллюзорным, а человеческие иллюзии, напротив, почти реальными. Увы, многие из солнцепоклонников не выносили душевной борьбы и становились ренегатами. Они уходили к пасынкам темноты и принимали их религию, отрекаясь от своей, разменивали веру на трезвомыслие и разукрашенные яркими красками надежды на сотканную из мрачных тонов действительность. Нередко бывшие солнцепоклонники принимали даже священнический сан и служили Непознаваемому с большим усердием, чем они служили своей прежней вере. А те, кто до конца своих дней продолжал глядеть в черное небо и надеяться на чудо, в среде сектантов приравнивались к подвижникам. Люди, не испытавшие душевного излома и предательства, и в глазах пасынков темноты иногда вызывали больше уважения, чем те, кто смалодушествовал. Даже если солнце уже ни в какие времена не воссияет над миром, даже если все это миф, и его вообще никогда не было, сам подвиг веры заслуживает внимания и как минимум скромного почтения.

Так часто думал отец Гийом, но никогда не произносил этого вслух. Последнее время он был изумлен и приятно обрадован, что в деревне появился человек, так сильно уверовавший в Книгу Древностей, что выучил ее чуть ли не наизусть. Бывший, к тому же воинственный, пасынок темноты стал ярым солнцепоклонником. Твердости его убеждений дивились даже закоренелые адепты лученосной веры. Отец Гийом уже несколько раз говорил: " Жерас, ты уже доказал всем нам, что стал другим человеком, можешь идти на все четыре стороны, я тебя отпускаю.". Но принц лишь отмахивался от этих слов: " я причинил вам столько зла, что должен хоть немного загладить свою вину".

Жерас не покладая рук трудился все время, которое только не было занято сном или чтением священной Книги. Он строил солнцепоклонникам новые дома, обучал их юношей военному искусству, в особенности -- владеть мечом и стрелять из арбалетов. Маленьких детей он учил читать, а со взрослыми вел назидательные беседы, чтобы те ни в коем случае не ослабевали в своей вере. Все вокруг только дивились: тот ли это человек, кто совсем недавно сжигал их на кострах и поносил самыми грязными словами? Будучи принцем, более того -- наследником престола, он не брезговал никакой крестьянской работой. Сам обтесывал и таскал на себе тяжелые бревна, молол муку, ходил с мужиками на слепую охоту, научил их, как надо загонять медитавров. Прежде всего он дал себе клятвенное обещание, что когда станет законным королем, то первым делом подпишет указ о равноправии всех вероисповеданий. Пусть, думал Жерас, люди воюют друг с другом силой своих убеждений, а не силой оружия. Более того, он поклялся всю свою оставшуюся жизнь верить в Пришествие Света и смело говорить об этом всякому, с кем только доведется общаться. Он станет первым в истории Франзарии королем-солнцепоклонником. К каким последствиям это приведет, его волновало меньше всего на свете. Он поклялся, и клятва его нерушима.